— Какой же?
— Я одолжу вам сто фунтов, мисс Мильтон, и, пока вы будете в отъезде, продам ваши вещи. Если получится больше ста фунтов, я выдам вам разницу, когда вы вернетесь.
— А если будет меньше? — со страхом спросила Марина.
— Не думаю, что будет меньше, — заверил ее мистер Дональдсон. — Задача как раз в том, чтобы найти хороших покупателей, а это требует времени. Некоторые вещи, например, письменный стол в гостиной, довольно-таки ценны — один буфет в столовой может стоить около пятидесяти фунтов!
— Может быть, вам стоит посоветоваться с кем-нибудь, прежде чем так рисковать? — с беспокойством предложила Марина.
— Ничего, я рискну, — улыбнулся мистер Дональдсон.
Он уселся записьменный стол, которым обычно пользовалась Марина. Это была простая и прочная вещь, ничего общего не имеющая с элегантной мебелью материнской спальни.
— Сейчас я выпишу вам чек, — сказал мистер Дональдсон, вынимая чековую книжку из кармана, — и вы сможете уже завтра получить деньги. Вам хватит трех дней на покупки?
— Да, наверняка хватит, — согласилась Марина.
— За это время я закажу билеты на пароход, идущий из Дувра в Кале, и на поезд сначала до Рима, а затем до Неаполя.
— Никак не могу поверить, что все это правда! — воскликнула Марина.
— Я сообщу вам, в какое время я заеду за вами утром в четверг. Думаю, это будет очень рано.
— Ничего не имею против. Мистер Дональдсон промокнул чек.
— Если у вас возникнут ко мне вопросы, — сказал он, — можете связаться со мной вот по этому адресу. — Он сделал движение рукой, будто хотел достать из кармана карточку, но потом передумал и написал адрес на листке бумаги. — Вызовите курьера, и я явлюсь к вам в ближайшее же время.
— Я уверена, что мне ничего не понадобится, — ответила Марина. — Я буду занята покупками.
— Это верно, — улыбнулся мистер Дональдсон. — Займитесь приятным делом. Я не думаю, что вам потребуется что-нибудь уж очень изысканное. С тех пор как мистер Фаррен заболел, я не думаю, что он устраивает пышные приемы.
— Нет-нет, конечно, — ответила Марина.
— Вокруг виллы — прекрасные парки. Говорят, что это самые красивые парки во всей Южной Италии, а сама вилла просто великолепна! Сначала она принадлежала знаменитому римскому сенатору, но я думаю, мистер Фаррен сам вам о ней расскажет.
— Мне кажется, я сплю! — воскликнула Марина. — Этого не может быть наяву! Если бы вы знали, что это для меня значит…
И вдруг замолчала. Ей показалось, что она излишне откровенна с незнакомым ей человеком.
— Я вас понимаю, — сказал мистер Дональдсон. — Я и сам часто ощущаю то же самое, когда имею дело с мистером… — Он осекся, словно вдруг споткнулся о знакомую фамилию, и договорил: — Фарреном и его братьями.
С этими словами он направился к двери, вдруг сразу заторопившись.
— Ну, мисс Мильтон, прошу извинить меня. У меня еще куча дел, а день уже кончается. Значит, я заеду за вами в четверг.
Марина проводила его до двери и протянула руку.
— До свидания, мистер Дональдсон, — сказала она. — Спасибо, спасибо вам за все!
— До свидания, мисс Мильтон, — степенно ответил он.
Глядя ему вслед, она вдруг обнаружила, что его ожидает автомобиль с шофером, стоящий неподалеку от ее дома.
Она застыла в изумлении.
Автомобиль!
Во всем Лондоне их можно было пересчитать по пальцам, и народ смотрел на них с удивлением и даже с ужасом.
Элвин во время их бесед никогда не упоминал ни о каких автомобилях, и она не могла себе даже представить его за рулем этого уродливого экипажа, изрыгающего чад и пугающего лошадей.
— В тот день, когда мне придется приезжать к больным на автомобиле, — часто говорил ее отец, — я откажусь от своей практики! Подъезжать с таким ревом к подъезду — да так можно напугать до смерти кого-нибудь со слабым сердцем!
— Да, они такие мерзкие и вонючие, — соглашалась с ним мать Марины.
— Все помешались на скорости, — развивал свою мысль доктор Мильтон, — быстрые поезда, быстрые корабли, автомобили, несущиеся по дорогам и наезжающие на детей и собак, — чем все это кончится?
— Действительно! — эхом отзывалась его жена, вздыхая. — Я не знаю ничего более восхитительного, чем спокойно и с достоинством ехать в удобной коляске.
Но Марина часто мечтала тайком прокатиться в автомобиле. И теперь, глядя из-за двери, как мистер Дональдсон отъезжает на машине, она вдруг страстно захотела очутиться рядом с ним.
И даже шум, с которым автомобиль промчался по Итон-Террас, приятно взволновал ее.
Закрыв дверь, она подумала, что сейчас ей, наверное, все покажется необыкновенным.
Можно ли себе представить: через три дня она поедет в Италию!
В Италию, которую она так мечтала увидеть, о которой она столько читала и столько говорила со своим отцом!
А Сорренто… Туда она хотела попасть больше всего!
Она не призналась в этом мистеру Дональдсону, потому что побоялась смутиться. Дело в том, что, по преданию, именно близ Сорренто Улисс устоял против зова сирен. Он залил уши воском своим гребцам и приказал им привязать себя к мачте, чтобы не позволить сладкоголосым девам околдовать себя.
Из всего, что ей разрешал читать отец, Марина больше всего увлекалась книгами о Греции.
Доктор Мильтон сам очень интересовался археологическими открытиями в Помпеях и Геркулануме и захоронениями, недавно обнаруженными в Египте, и поощрял ее стремление изучать религии и историю древних цивилизаций.
Из того, что ей удалось прочитать, она знала, что Сорренто находится в бухте Неаполя, где богатые римляне строили себе летние виллы.
Но еще до римлян бухта была занята греческими переселенцами, основавшими, как гласит легенда, храм Афины на самом краю скалистого мыса.
Греки почему-то волновали Марину больше всех других народов, о которых она читала в книгах.
Она пыталась проникнуться интересом к культурам и религиям, которыми увлекался отец, но вавилонские и ассирийские божества казались ей тяжелыми и приземленными, а боги Египта с их звериными чертами — просто уродливыми.
Казалось бы, у греков не было ни таких могущественных правителей, как фараоны, ни пирамид, не было Нила, который оплодотворял бы их землю. И все же Марина считала, что они открыли нечто отличающее их культуру от всех других цивилизаций — это был свет, воплощенный в боге Аполлоне.
Бог солнца, бог священного сияния Аполлон каждое утро появлялся в небе — мужественный, вспыхивающий мириадами огоньков, исцеляющий всех, к кому бы он ни прикасался, вызывающий к жизни всходы и противостоящий силам тьмы.
