А Париж постоянно кишел проститутками, которые ежевечерне устраивали настоящие парады на центральных улицах и площадях, пешком и в крикливо украшенных экипажах. Некоторые передвигались верхом. Зачастую обслуживание клиентов осуществлялось в близлежащих скверах, а то и просто в темных подворотнях домов.
Во второй половине XVII столетия в Париже появились извозчики, которые были весьма оперативно подключены к сексуальному бизнесу. Извозчичьи кареты служили местом доставки клиентов к проституткам или наоборот, а также достаточно надежным местом сношения, которому мягкое покачивание движущегося экипажа придавало еще большую пикантность.
Кроме того, извозчик зачастую исполнял роль сводника, поставщика «живого товара» разной степени свежести, в зависимости от вкуса и покупательной способности заказчика.
Но основная масса проституток занималась своим ремеслом в публичных домах самых различных категорий и степеней респектабельности — от грязных притонов до роскошных заведений с вышколенным персоналом, которые посещались сильными мира сего.
Как свидетельствуют некоторые описания публичных домов той эпохи, в них, кроме разнообразных и утонченных сексуальных услуг, оказывались и особого рода услуги, включая садомазохистские, изобретение которых невежды почему-то приписывают маркизу де Саду, хотя они были известны еще в Древнем Риме.
Что же до традиционных развлечений, то их ассортимент был чрезвычайно широк. Каждая содержательница борделя старалась перещеголять конкурентов, проявляя при этом максимум предприимчивости и фантазии, так что дочь гаитянского вождя или китайского мандарина в парижском борделе отнюдь не были захватывающей экзотикой.
Сами по себе бордели были тогда тем местом, где можно было не только «справить естественную нужду», но и провести свободное время в компании друзей. Это был своеобразный клуб, где все знали друг друга, где царила атмосфера дружбы и доброжелательства, свободная от каких-либо условностей.
Но уже появилась особая категория людей, наиболее подверженная влиянию этих условностей в силу специфики своей жизнедеятельности. Речь идет о мелких буржуа, которым, во-первых, жаль было тратить деньги на «баловство», а во-вторых, им по долгу службы надлежало быть примерными семьянинами, и посещение борделя расценивалось этими целеустремленными рабами золотого тельца как подрыв основ благополучия семьи, как предательство, которому нет оправдания.
Ну и что? Как говорится, если нельзя, но очень хочется, то можно, и эти благонамеренные отцы мелкобуржуазных семейств пускались — тайком, разумеется — во все тяжкие, среди которых глубоко законспирированное посещение публичного дома было отнюдь не самым тяжким из всех вероятных.
И совсем по-иному вели себя представители уже окрепшей крупной буржуазии, которые в открытую игнорировали моральные ценности патриархальной семьи.
Это был достаточно тревожный симптом, на который не обратило должного внимания традиционно беспечное дворянство: таким людям уже мало было обладания экономической свободой, поэтому, как только они обретут свободу моральную, неизбежно начнут стремиться к свободе политической, а далее — к захвату власти, производные которой — мировые войны, экологические катастрофы, международный терроризм и все прочие прелести бытия, связанные с распределением ценностей материального порядка.
Люди, исповедующие только выгоду, крайне опасны.
Людовик XIV остановил восхождение Фуке, наверное, интуитивно, или, что гораздо более вероятно, из зависти, из чувства недобросовестного соперничества, но так или иначе он не пытался остановить восхождение сотен других фуке, которые в конце следующего столетия зальют Францию реками, морями крови…
А беспечное дворянство сделало своим культом рафинированное наслаждение, которого не могли предоставить проститутки.
Время повелело возродить институт античного гетеризма.
Гетера, как и в греко-римские эпохи, становится предметом роскоши. Она приравнивается к экзотическому зверю, которого окружают заботой и лаской. Ей дарят драгоценности, роскошные особняки и кареты, в ее честь устраивают пышные приемы. Так возродился забытый в предыдущие эпохи тип свободной образованной женщины, которая могла своей рафинированностью и красотой заработать достаточное количество средств, чтобы из бесправной рабыни превратиться во всевластную госпожу. Как высшее проявление гетеризма следует рассматривать институт королевских фавориток, которые не были характерны для прошлых эпох, по крайней мере в варианте маркизы де Монтеспан.
Да что там прошлых эпох — во время совсем недавнего правления Людовика XIII, который не был, как известно, образцом благопристойности, много говорилось о сексуальных похождениях короля, но никому не пришло бы в голову воспринимать какую-то из его пассий как второе (выше королевы) лицо в государстве.
Разумеется, и Генрих IV, и Франциск I имели любовниц, и эти любовницы подчас оказывали достаточно заметное влияние на государственную политику, но придавать им официальный статус подобного рода этим монархам как-то не приходило в голову…
А вот такие, как Нинон де Ланкло, — иное дело. Всё и все должны занимать свои места, и тогда мир не утратит гармонии, столь необходимой для его жизни, если, конечно, таковая ему еще не надоела.
И вместе с тем гетера эпохи Людовика XIV уже не могла занимать в обществе точно такое место, какое занимала ее сестра времен античности. Гетера нового образца, получившая название кокотки, пользовалась большим спросом у представителей вершины социальной пирамиды, но характер этого спроса претерпел коренные изменения, и прежде всего потому, что изменилась суть законного брака.
В господствующих классах жена уже перестала быть простой производительницей наследников, как это было принято в Греции. Она превратилась в предмет роскоши, к тому же достаточно своевольный и развращенный, что уже само по себе наносило сокрушающий удар по гетеризму.
В эпоху Людовика XIV кокотка заняла не слишком достойное место некоего суррогата — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пресыщенным аристократам уже казалось мало утонченных ласк очаровательной кокотки, которая являла собою не такой уж разительный контраст с законной супругой, и они снимали особняки, где содержались целые гаремы из двух, трех и более изощренных в искусстве любви профессионалок.
Как правило, этими гаремами пользовались не только их хозяева, но и друзья хозяев, которые часто собирались в этих раззолоченных притонах, где устраивались оргии на манер древнеримских, включающие в себя, помимо различных вариантов парного и группового секса, элементы садомазохизма, зоофилии и прочих извращений. В Древнем Риме такое проделывалось только с рабынями.
Что ж, времена меняются… Впрочем, эти женщины были испорчены в той мере, когда атрофируются чувства униженности или брезгливости…
Та эпоха вызвала из прошлого и такую роль, обычно исполнявшуюся проститутками, как роль модели. Так же, как в свое время знаменитая греческая куртизанка Фрина позировала божественному Праксителю, так и в XVII веке куртизанки служили моделями всем живописцам и скульпторам. Это они, а не порядочные женщины смотрят на нас с полотен Мурильо и Гольдбейна, Пуссена и Рембрандта…
