– Она обычно читала мне сказки и пела песни.
Мои руки напряглись, когда я вспомнил, как Кэти пела в дýше или занимаясь чем-то по дому. Ее словно переполняли песни.
– У твоей мамы был чудесный голос.
– Она пела в хоре?
– О да. – И для меня хор без Кэти уже никогда не звучал так, как прежде.
– Я не помню ее голоса, – прошептала Сара, и вновь мне показалось, что она вот-вот расплачется.
Я поцеловал ее в макушку и вздохнул. Почему я не подумал записать голос Кэти до того, как она умерла? Рак забрал ее слишком быстро, хотя она яростно с ним сражалась. Когда сообщили, что жить ей осталось всего несколько месяцев, я впал в состояние шока и отрицания, отказывался поверить, что она умрет. Вот так и прячут голову в песок! Я не хотел верить, не говоря уже о том, чтобы принять тот факт, что я вот-вот потеряю свою вторую половинку.
– Тебе нужно помнить только одно, – сказал я дочери. – Мама тебя очень любила.
– И я не сиротка без матери, – выразительно добавила Сара.
– Верно, – кивнул я.
Сара прикрыла рот, зевая.
– Ты все еще хочешь, чтобы я почитал тебе перед сном?
Она кивнула.
– Пожалуйста.
Сорок минут спустя я на цыпочках вышел из спальни Сары и решил проверить, как там Марк. Мой сын был тихим мальчиком и не так открыто проявлял свои чувства, когда речь заходила о потере матери.
Марк сидел за кухонным столом, глядя в открытый перед ним учебник алгебры. И Марк, и Сара были умными детьми. Мне никогда не приходилось беспокоиться об их оценках.
– Как дела, приятель? – спросил я, останавливаясь рядом с ним и опуская руку ему на плечо.
– Нормально.
Он почти всегда отвечал односложно. Я уже усвоил, что ключ к коммуникации с ним лежит в том, чтобы задавать вопросы, требующие от него размышлений.
Выдвинув для себя стул, я сел рядом с ним и попытался понять, в чем проблема. Я никогда не блистал в математике. Марк уже работал с уравнениями, которые намного превышали мой уровень знаний. Я не вызывался помочь, но помощь, к счастью, ему и не требовалась.
– Так что ты думаешь по поводу брекетов? – спросил я.
Он пожал плечами.
– Да нормально будет, наверное.
Это означало множество визитов к дантисту, не говоря уже о расходах. И напомнило мне о том, что нужно проверить, какую часть расходов на стоматолога покроет страховка… если ее план, конечно, предусматривал пункт о брекетах.
– Как насчет миски мороженого?
Марк поднял взгляд и замер, словно ему нужно было очистить голову от прежних мыслей, прежде чем обдумать мое предложение.
– У нас есть мороженое?
– Я сегодня ездил за продуктами. – Отодвинув стул, я направился к холодильнику и открыл морозилку.
– Так хочешь? – спросил я, вытаскивая контейнер.
– С каким вкусом?
– Ванильным.
– Нет, спасибо. – Марк ссутулил плечи и снова склонился над своей домашней работой по математике.
И когда это дети отказывались от мороженого?
– Ты не любишь ваниль?
– Нет, нормально. Просто я не в настроении.
– Как насчет банана?
Фрукты в нашем доме никогда не залеживались.
– Нет, спасибо.
Я заметил, что в последнее время у него часто не было аппетита, и это казалось мне странным. Если так будет продолжаться, придется записаться к врачу.
– Марк, – сказал я, – ты растешь. Тебе нужно больше есть.
Мой сын швырнул карандаш на стол с такой силой, что я изумился.
– В том-то и проблема, пап: я не расту. Я самый низкий в своем классе, и меня это бесит.
Так вот в чем дело. Что ж, эту проблему я отлично знал по себе.
– Эй, малыш, я в твоем возрасте тоже был самым низким, а посмотри на меня сейчас. – Я гордился своим ростом – метр восемьдесят. Положив мороженое обратно в холодильник, я подсел к Марку за стол. – И в детстве мне тоже не нравилось быть самым мелким.
Марк сжал карандаш двумя руками с такой силой, что, как мне показалось, едва не сломал его.
– Когда ты начал расти?
Ему не стоило знать правду, поэтому я немного подправил ответ:
– В старшей школе.
Это была ложь во спасение, хоть таковой и не существует. Ложь всегда ложь. Я оставался коротышкой до самого последнего лета после выпускного. Максимум роста пришелся на тот период, когда мне предстояло уехать в колледж.
– В старшей школе, – простонал Марк, склоняясь вперед и утыкаясь лбом в столешницу. – Мне придется ждать так же долго?
Я сочувственно похлопал его по спине.
– Прости, сын, но, скорее всего, придется.
Понятно было без лишних слов, что он хотел услышать совсем другое. Я, как и Марк, был худым, как швабра. Низким тощим «ботаником». И при этом, в отличие от Марка, учился не очень хорошо. К счастью, в этом мой сын пошел в Кэти, которая всегда была отличницей. По правде говоря, мы так и познакомились в колледже, когда мне понадобился репетитор по математике.
– И что, нет совсем никакого способа вырасти быстрее? – взмолился Марк. – Нет каких-нибудь таблеток для роста, например?
– Насколько я знаю, нет. – Даже если они существовали, я не собирался говорить об этом сыну.
Марк закрыл глаза, покачал головой, а затем резко захлопнул учебник.
– Я иду спать.
Я помедлил, не зная, стоит ли идти следом и пытаться как-то его подбодрить. До сих пор все мои попытки сделать это оказывались безуспешными. Он не хотел мириться с реальностью, и я его за это не винил.
В его возрасте я тоже был нетерпеливым. Впервые я пригласил девушку на свидание только в последних классах старшей школы, и в основном потому, что почти все девушки в классе были выше меня.
В доме уже царила тишина, когда я наконец уселся перед телевизором с тарелкой мороженого. Мне нравилось смотреть поздние новости и ждать прогноза погоды, чтобы знать, как одевать детей на следующее утро. Марк меньше нуждался в помощи, чем Сара. Будь ее воля, она каждый день носила бы летние платья. Она была настоящей девочкой, обожающей наряды и замысловатые высокие прически.
От мысли о ее волосах мне захотелось поежиться. Моя дочь желала иметь длинные волосы, что для меня означало лишние проблемы. Я знал, что она хочет этого отчасти из-за маминой фотографии. До начала лечения у Кэти были длинные густые темные волосы. И Саре хотелось стать похожей на мать. К несчастью, волосы моей дочери легко путались, и она терпеть не могла их расчесывать. Каждая моя попытка привести их в порядок сопровождалась плачем и воплями, так что я удивлялся, как никто еще не пожаловался на меня в органы опеки за издевательства над ребенком.
