Наконец в огромном обитом кожей сундуке обнаружилось то, что искала девушка.
Как и говорила матушка, там лежали длинные черные брюки, короткая курточка, какие носили в Итоне младшие мальчики, и длинный сюртук для тех, кто постарше.
Минерве потребовалось время, но наконец она подобрала пару подходящих брюк. Хотя они и были поношенными, с пузырями на коленях, они вполне устраивали девушку.
Затем она перемерила несколько курток, пока не нашла такую, которая сходилась бы у нее на груди и имела не слишком длинные рукава.
Роясь в сундуке, она обнаружила кое-какую одежду, принадлежавшую еще ее матери. Там же нашелся и черный шифоновый шарф, который матушка носила во время траура по дедушке.
Минерва уже собиралась уходить с чердака, когда ей в голову пришла некая мысль.
Незадолго до смерти леди Линвуд устроила для Дэвида и Люси рождественский праздник и попросила Минерву и нескольких детей ее возраста развлечь ребятишек.
— Мы могли бы устроить для них кукольный театр, — сказала леди Линвуд, — но приглашать его сюда из Лоустофта будет слишком дорого. Минерва, дорогая, дети были бы очень довольны, если бы ты со своими друзьями разыграла для них небольшую пьеску, которую я написала. А под конец мы устроим игру в шарады.
Минерве это очень понравилось. В не меньший восторг пришли и ее друзья, которые несколько дней подряд прожили в доме, репетируя пьесу под руководством леди Линвуд.
Пьеса была невероятно занимательная. Она начиналась с того, что разбойник с большой дороги брал в плен путешественников, а потом превращался в волшебника, который приглашал всех на бал в королевский дворец.
Разбойника играл мальчик, ровесник Минервы.
В сундуке с елочными украшениями Минерва нашла его маску и треуголку, которая придавала разбойнику особенно лихой вид.
Впрочем, треуголка выглядела слишком театрально, и девушка положила ее на место. Маску и выбранную одежду она спрятала у себя в комнате.
Когда Минерва уложила детей спать, у нее появилась другая идея.
Выскользнув из дома, она поспешила к замку самой короткой дорогой, через кусты в парке.
Она прекрасно знала дом, и потому ей не составило большого труда проникнуть внутрь через боковую дверь так, чтобы никто из слуг ее не заметил.
Оказавшись внутри, Минерва пошла по пустынному коридору на второй этаж. Коридор заканчивался выходом на хоры, нависавшие над столовой залой.
Девушка пожалела, что не спросила брата о том, есть ли у графа музыканты, но потом решила, что это маловероятно.
В прошлом хоры использовались только тогда, когда столовая превращалась в бальную залу или когда там устраивали детские праздники.
Минерва прокралась на хоры, однако ничего не смогла разглядеть через причудливое резное дубовое ограждение. Несомненно, оно было очень старинным и красивым, но сейчас девушка могла думать только о том, что оно почти полностью скрывает ее.
Вряд ли кто-нибудь мог услышать ее, но все же Минерва очень осторожно, на цыпочках, прокралась к самому ограждению и заглянула в щелочку.
Внизу она разглядела огромный стол, украшенный шестисвечными канделябрами, отделанными золотом и серебром. Должно быть, граф привез их с собой.
На столе стояли голубые севрские вазы, которые были проданы вместе с замком. Сейчас вазы были наполнены большими персиками и огромными кистями винограда.
Какое-то мгновение Минерва смотрела только на свечи, хрустальные бокалы и прекрасных дам в переливах бриллиантов.
Джентльмены были одеты в черные вечерние костюмы и белые рубашки, резко контрастировавшие с яркими платьями дам.
Наконец Минерва поняла, что смотрит прямо на графа, сидевшего во главе стола в резном кресле с гербом рода Линвудов.
По описанию Тони Минерва составила в уме портрет графа. Он отвратителен, порочен, зол!
Она ожидала, что такой человек будет иметь длинный нос, близко посаженные темные глаза и жесткий рот, выдающий мота и кутилу.
Вместо этого перед ней был очень приятный человек — честно говоря, она никогда не видела мужчины красивее,
У него были темные волосы и высокий лоб, а черты его лица могли бы вдохновить самого Микеланджело.
Когда Минерва впервые посмотрела на него, он как раз улыбался словам сидевшей подле него дамы, и девушка подумала, что граф гораздо красивее и моложе, чем она думала.
Когда улыбка сошла с его лица, Минерва поняла, что он все же старше, чем кажется, и довольно властен. К тому же складка у губ говорила о цинизме.
— Ненавижу его! — чуть слышно прошептала Минерва.
Она вспомнила всю ненависть, которую испытывала с тех пор, как Тони описал ей графа.
Минерва снова посмотрела вниз.
Она увидела своего брата и заметила, что он, хотя и разговаривает с очень красивой дамой, все же выглядит несчастным. Девушка поняла, что он думает о дамокловом мече нависшей над ним беды.
«Я должна спасти его!» — сказала себе она.
Минерва оглядела всех сидевших за столом, подумав, что этим богатым людям нет никакого дела до того, что сама она, Тони и дети находятся на краю пропасти и падение их — всего лишь вопрос времени.
Взгляд Минервы снова остановился на графе. На этот раз она сравнила его с мужским воплощением злобной Цирцеи, черная магия которой превращала всех окружающих в свиней.
— Он… он ужасен, — пробормотала девушка.
Она заметила, что граф смотрит через весь стол на человека, на которого Минерва до сих пор не обращала внимания.
Этот человек так сильно отличался от остальных гостей, что девушка сразу же поняла — он не англичанин.
Пока она смотрела на него, некий внутренний голос словно подсказал ей отгадку. Теперь Минерва была уверена, что это испанец, муж той самой прекрасной маркизы, которая, по словам миссис Бриггс, была любовницей графа.
Девушке видела и саму маркизу — несомненно, она ведь так отличалась от всех остальных дам-англичанок!
На ее темных волосах сверкала украшенная рубинами и бриллиантами тиара, а оттененная ярко-красным платьем кожа казалась ослепительно белой.
Глядя на маркизу сверху, Минерва подумала, что лиф ее платья невероятно низко вырезан.
Графство Норфолк всегда славилось своими ведьмами, с которыми частенько имели дело простолюдины, — Минерва вспомнила об этом, почувствовав ауру, исходящую от маркизы и от ее мужа, сидевшего по другую сторону стола. Она была уверена, что это вовсе не ее воображение, — эти двое в отличие от остальных гостей совсем не радуются вечеринке. Не испытывали они и симпатии к сидящим рядом.
Взглянув на посла, девушка поняла, что он держит себя в руках только огромным усилием воли, однако что-то ужасающее все же поднимается в его душе подобно приливной волне.
