Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
– Я волнуюсь о папе… Не знаю, как его уговорить полежать у вас и пройти все, что нужно. Он так перевозбужден, все время куда-то рвется. Может, дать ему успокоительное? Вы знаете, ведь это я виновата, после разговора со мной он так… расстроился.
– Ну что вы! Он не выглядит расстроенным, наоборот… Можно сказать, что у него маниакально-приподнятое настроение. Знаете, прекрасно, что ему сразу дали нитроглицерин, еще на вокзале. Сам-то он с собой не носит, а надо бы. Но да, на ночь седативные препараты ему прописаны. Не волнуйтесь, люди в его возрасте часто болеют, вероятно, образ жизни сказывается. Ему бы двигаться побольше, диета, конечно, нужна, и курение нужно бросить. Но вы, конечно, понимаете, если он захочет уйти отсюда, написав расписку, я не смогу его удержать. Так что уговорить его полежать у нас – это ваша работа, Татьяна… Павловна.
В это время резко и настойчиво зазвонил ее мобильник.
– Извините меня, спасибо, доктор, большое, – Таня в спешке покинула кабинет, так как на экране высветилось: «Мама».
– Да, мама, – она старалась говорить как можно тише, но голос все равно гулко разносился по пустому коридору. – Да, я приехала. Конечно, приду. Вот прямо сейчас и иду. Извини, не успела позвонить тебе, потому что я у папы в больнице. Ты, вероятно, знаешь, что он в больницу попал. Я понимаю, что тебя не интересует его здоровье, но меня оно интересует. У него вчера был приступ, но сейчас ему уже лучше. Да, я иду к тебе. Зайти в магазин, купить что-нибудь к чаю?
Она заглянула к отцу, рассказала о разговоре с врачом, попросила слушаться его (отец не сразу, но согласился остаться), записала названия книг, которые ему «срочно нужны для подготовки к докладу», и, морально готовясь к нескончаемому потоку обвинений, пошла к матери.
Нимало не ностальгируя, она подходила к деревянному дому, в котором прошло ее детство. Он прекрасно сохранился, разве что краска немного облупилась да совсем обветшала детская площадка неподалеку: ржавый остов качелей, штырь, торчащий из земли на том месте, где была карусель, на которой она любила кататься, если мама не видела, ведь это было «строжайше запрещено», и облезшие пеньки (раньше они были разноцветными), выстроившиеся в ряд, словно лесенка. Все было таким маленьким и устаревшим, что вызывало умиление с угнетенностью пополам.
Она все-таки купила торт по дороге в тайной надежде немного подсластить предстоящую разборку. Подойдя к двери, она колебалась: открыть ее своим ключом, который у нее, конечно же, сохранился, или позвонить. Даже такая мелочь, если не угадаешь, могла вызвать недовольство матери.
Решила все же позвонить.
Мама открыла с показной дружелюбной улыбкой, но, увидев ее, помрачнела и обиженно поджала губы.
– Здравствуй, мамочка, – Таня попыталась обнять ее и всунуть торт одновременно.
– Явилась, проходи, – Мать не ответила на объятия, но торт из рук забрала. – Что стоишь-то?
– Мам, прохожу, не язви. Такая грязища в городе, куда лучше поставить ботинки, чтобы пол тебе не напачкать? – она отметила, что ее серые мохнатые тапочки, похожие на состарившихся мышек, стояли на видном месте, как будто только и ждали, что она вернется насовсем.
– А у вас в столице что, тротуары шампунем моют?
– Не моют, мам, у нас тоже грязно, но как-то по-другому. Можно я шарф не буду снимать? У тебя прохладно.
Алевтина Андреевна, никогда не признававшая растянутой свободной одежды, в которой ходят большинство людей дома, была в отглаженном, безупречно сидящем на ее уже не девичьей фигуре темно-синем халате с белой окантовкой. Спина прямая, голова поднята.
– А что же Лара? Не смогла приехать? – спросила она, удаляясь на кухню.
Таня двинулась за ней. В кухне, можно сказать, проходила ее детская жизнь. Несколько лет назад здесь поменяли плиту и поставили новую раковину, и они выглядели как вставные зубы среди пожелтевших остальных. Мебель прежняя, когда-то она была модной, из разряда «не достать», а мама была аккуратисткой, и все эти шкафчики, этот деревянный уголок с голубой обивкой прекрасно сохранились, хоть сейчас продавай любителям советской старины.
Сколько же за этим столом было пролито слез над недоеденными завтраками! Таня ненавидела каши, которые мама каждое утро варила ей, потому что «полезно». И если бы только каши… Раннее утро, темень за окном, трудно проснуться, поспать бы еще чуть-чуть, но только попробуй скажи: «Я не хочу в школу,» – страшно подумать, что за этим последует. Таня должна была все хотеть: хотеть есть кашу, хотеть идти в школу, хотеть делать уроки. Не хотеть было нельзя. Но искренне хотеть не получалось, получалось только делать вид, что с радостью делаешь и то, и это. Маму это устраивало: как и большинство взрослых, наверное. Что на самом деле у ребенка на душе, мало кого интересует слишком много хлопот.
– Ларка, мам, работает. Это у меня до послезавтра отпуск, а у нее нет, – ответила Таня маминой спине.
– Из чувства вины собралась, да? Одного вчера довела, теперь за мать возьмешься?
– Мама, не надо, я никого не хочу доводить. Мне очень стыдно, что я вчера накричала на папу, правда. Мам, я хочу поговорить с тобой, чтобы ты успокоилась, чтобы ты убедилась: я в порядке.
– Вижу, в каком ты порядке: кожа да кости. Лариса, вероятно, плохо следовала моим рекомендациям. Оно и понятно, витает в облаках, как ее мать.
– Мам, Ларка все сделала, как ты велела. И блины мне пекла, и ночевала у меня несколько ночей, забросив своего бедного кота. Я просто есть не хотела. Но сейчас уже все позади. Давай тортика поедим? Я купила, продавщица сказала, что свежий.
– Какая из них? Светка? Она всегда врет прямо в глаза, и не стыдно ей, шалаве?
– Не Светка, мам, Валентина… как ее… Петровна, что ли.
– А, ну эта всегда правду говорит. Совестливая.
Алевтина Андреевна поставила электрический чайник. Он тоже был времен Таниного детства, странно, что еще работает. Таня убеждала маму купить новый, современный, новые, они и закипают быстро, и красивые, есть, вон, прозрачные, в них видно, как вода кипит, но та отказалась: «Зачем менять, если работает». У мамы был принцип: покупать новое, только когда сломается старое.
– Как дела в школе, мам? Каникулы весенние уже начались или скоро заканчиваются?
– В школе у нас все по-прежнему, нужны учителя, и ты об этом знаешь, давно могла бы уже у нас работать. Старые педагоги работают на износ, требуются новые кадры.
– Они в твоей школе давно требуются, но ты же сама не берешь молодых. Сколько к тебе пытались устроиться, а ты за своих держишься.
– Да, держусь, – вздернула подбородок Алевтина Андреевна. – Старые кадры хотя бы имеют представление о том, как учить детей. А эта молодежь с ее «передовыми гуманистическими концепциями» быстро разрушит годами выстраиваемую систему. Нет, ты слышала? Была у нас одна. Сама еще и пяти лет не проработала в школе, а говорит мне, что мы «в детях детей не видим»! Неслыханное дело! Яйца курицу учат.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
