Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Толстячок оставил свою сумку посреди зала и сел рядом с Эльдаром.
– Доброе утро, – сказал он по-русски. – Как добрались?
– Доброе утро, Томаш, – уважительно промолвил Эльдар. Лизе показалось, что буйный Оборотень несколько побаивается этого человека с совершенно мирной внешностью продавца цветов или книг. – Добрались замечательно, Прага как всегда прекрасна.
– Да брось ты, – толстячок Томаш усмехнулся и миролюбиво похлопал Эльдара по руке. Тот напрягся, и Лизе на мгновение увиделся зверь, сжавшийся в комок, со вздыбленной шерстью на загривке. – Вот барышне мой город нравится, а ты его не любишь. Оставляй ее тут, мне в науку. В накладе не останешься.
Пристальный взгляд светло-серых глаз скользнул по Лизе, и ей показалось, словно на какое-то мгновение ее бросили в костер. Ничего доброго и обманчиво миролюбивого не было в этом человеке – он был таким же непроницаемым, равнодушным и холодным, как темный всадник на холме.
– Благодарю за предложение, – сказала Лиза, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче, не срываясь в испуганный сип. – Но я уже выбрала наставника, и менять его не буду. Это некрасиво.
Эльдар посмотрел на нее с искренней благодарностью. Томаш откинулся на стуле и довольно произнес:
– Вот и умница. Эльдар, хорошая девочка у тебя, подает надежды. Очень далеко пойдет, это уже сейчас ясно. Но ты ведь приехал сюда не ученицей хвастаться?
Эльдар кивнул и некоторое время молчал, глядя на свои руки и собираясь с мыслями.
– Мне нужна помощь, Томаш, – промолвил он так, словно это признание потребовало у него слишком много душевных сил.
– Что ж, я добра не забываю, – с достоинством сказал Томаш, отпивая из своей кружки. Напряжение, искрившееся в воздухе, потихоньку стало спадать: беседа поворачивала в мирное русло. – Избирательное выпадение памяти никому не делает чести. Чем смогу, помогу.
– Продави в Москве мое второе посвящение, – произнес Эльдар. Лиза вдруг поняла, что на самом деле здесь не утро и не весна, стекающая в лето, а поздняя осенняя ночь, среди каменных пальцев улиц завывает ветер, разбрасывая горстями сухие листья, и памятник на холме готов сорваться с места и втоптать в булыжник случайного прохожего.
– Плохо тебе? – с неожиданной и очень искренней заботой спросил Томаш, и Эльдар кивнул.
– Плохо, – выдавил он еле слышно. – Давит.
Лиза поняла, что увидела мир глазами Эльдара, на какое-то мгновение перехватив его чувства. Осенняя стылая ночь с льдистым крошевом звезд отступила – в безлюдную пивницу снова вошло весеннее утро, пронизанное солнечным светом. А Эльдар был кувшином, в который лили и лили воду – собственные силы распирали его, но не находили выхода. Второе посвящение могло бы помочь, но вчера в нем официально отказали – именно этот отказ Эльдар и бросил в стену скомканным огненным шаром.
– Я московским не указ, – с сожалением вздохнул Томаш. – Можно было бы у нас попробовать, но сам знаешь, как к этому отнесутся.
Эльдар ухмыльнулся, и карие глаза вдруг вспыхнули на свету зеленым, звериным. На всякий случай Лиза взяла в руки кружку, чтобы ударить Эльдара, если он вдруг перекинется в чудовище прямо здесь. Пусть потом ей небо с овчинку покажется – это все равно лучше, чем быть разорванной монстром.
– Я принесу тебе голову Мамонтова, – откликнулся Эльдар. – Вместе с короной.
Томаш пристально посмотрел на него и вдруг расхохотался от души. Бармен, выглянувший в зал, тотчас же испуганно юркнул назад в укрытие. Отсмеявшись, Томаш залпом осушил кружку, вытер губы и серьезно произнес:
– Все бы тебе шутки шутить, мой дорогой.
Эльдар развернулся на стуле и вытянул ноги в проход. На левом ботинке по-прежнему не было шнурка; Лиза давно это заметила, но до сих пор не спросила, куда он подевался, списав эту деталь на определенную эксцентричность наставника. Но Томаш, увидев ботинок без шнурка, натурально поменялся в лице.
– Ты знаешь, сколько народу уже пробовало… – начал он и осекся. Махнул рукой. – Один такой как раз в Праге жил. Тут, в Жижкове, напротив костела. Мамонтов тогда святого Вацлава с постамента согнал, и бедолагу потом с булыжников оттирали. Надолго науки хватило.
Лизу передернуло. Однако Эльдара злосчастная судьба пражского мага не испугала и, судя по всему, нисколько не впечатлила.
– Видишь ли, Томаш… Мы с Мамонтовым немного родственники, – он сделал паузу, словно не мог подобрать слова. – Короче, я тот, кто может выдрать Кощееву иглу из яйца и утки.
Томаш недоверчиво покачал головой.
– Там ведь еще и заяц был… – задумчиво произнес он и воскликнул: – Слушай, Эльдар! Ты мне искренне симпатичен, я буду жалеть, если ты умрешь. А ты умрешь, это точно, и смерть твоя будет страшной. Я не хочу тебя оттирать с жижковской мостовой.
– Не придется, – сказал Эльдар, и хищный блеск в его глазах стал таять. – Вот увидишь.
* * *
В Праге они провели неделю.
Когда Эльдар впоследствии изредка вспоминал эти легкие весенние дни, до краешка наполненные теплом, светом и любовью, то испытывал что-то среднее между благодарностью и неприязнью. Он был признателен Томашу за то, что маг наложил несколько заклятий и позволил Эльдару получить определенное удовольствие от жизни, а неприязнь была связана с тем, что Эльдар терпеть не мог, когда в его душе ковырялись, пусть и из лучших побуждений.
Томаш считал, что делает последний подарок идущему на эшафот, а благотворительности Эльдар тоже не любил.
Но сетка заклинания сорвалась с ладоней чешского мага, и Эльдар почувствовал…
Он смутно помнил, что было после того, как они с Лизой покинули пивницу. Вроде бы потом они доехали на стареньком дребезжащем трамвайчике до центра города, вроде бы гуляли по Вацлавской площади – Прага заключила их в объятия, и теперь в них не было боли, только тепло и радость. Лиза смеялась от счастья, и Эльдар смотрел и понимал, что улыбка идет из самой ее души, наконец-то согревшейся после долгой и темной турьевской зимы. А потом они стояли на Карловом мосту, и Эльдар вдруг обнял Лизу – и она не отстранилась от объятия и ответила на его поцелуй.
Томаш был уверен, что балует Эльдара перед неминуемой смертью от руки Мамонтова. Каким бы ни был человек, которого скоро будут отскребать с булыжников, но он достоин толики счастья напоследок. Отчасти это было так. Оборотень Эльдар, почти не знавший ни любви, ни душевного тепла, в ту пражскую неделю любил, был любим и был искренне счастлив своей любовью.
Заклинание иссякло через неделю, дав им сполна насладиться чистым и свободным чувством, которое не успело приобрести неминуемых оттенков раздражения. После поездки, проснувшись утром в своем доме, Эльдар подумал, что мимолетный весенний роман с Лизой ему просто приснился.
Лиза, которая в ту минуту стояла на кухне в общаге и пила кофе, ненавидела весь мир и хотела умереть.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
