Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
Директор балетной труппы Алексей Фадеечев доказывал мне ежедневно, что не заинтересован в моих успехах у зрителей. Я видела, как свято он охраняет интересы Нины Ананиашвили. Сводя к минимуму мои выступления, он объяснял это тем, что я слишком броско и ярко выгляжу на сцене. Поражаясь такому аргументу, я задавалась вопросом, а как же должна выглядеть ведущая балерина в спектакле? Неужели бледно и незаметно?!
Теперь я понимаю, что раздражение по отношению к себе я вызывала с первых дней своего присутствия в Большом театре. Причем основанием для этого становились довольно странные вещи. Прежде всего то, что я представитель петербургской балетной школы. А конкуренция между московской и петербургской школами была всегда и существует по сей день. Тогда я поставила перед собой задачу научиться всему новому, что мог дать мне Большой театр. Вместе с тем старалась сохранить традиции, которые я впитала в Мариинке. Они проявлялись даже в мелочах. Например, в Мариинском, как и в других театрах мира, принято приходить на балетный урок заранее, до его начала. Это необходимо, чтобы успеть разогреться и подготовить тело к физической нагрузке. Однако в Большом артисты зачастую появлялись не до, а через пять—десять минут после начала класса, впопыхах вбегая в зал.
Я привыкла разогреваться на резиновом коврике. Это самый обыкновенный коврик для ванной, длиной примерно метр двадцать. Свой первый коврик я получила в подарок от нежно любимого мною Фаруха Рузиматова и по сей день берегу его как реликвию. Балетные залы Большого театра в то время не были оснащены специальным балетным покрытием. Делать гимнастику, лежа на не всегда чистом деревянном полу с занозами, было, по меньшей мере, неприятно. Спасал коврик. Спасал меня и бесил всех окружающих.
Мне, петербургской балерине, всегда было неловко за своих коллег по Большому, дефилирующих по коридору театра в банных халатах и стоптанных тапках! Я не разделяла эти «модные тенденции» и, несмотря на мою большую любовь к русской бане, предпочитала носить яркий спортивный костюм и белые кроссовки. Вместо балетных трико (телесного цвета колготок), вместо ставшей традиционной за двадцать лет юбки или пачки я любила репетировать в ярком купальнике. Иногда это были шортики или расклешенные внизу спортивные брюки, жилетки или маечки-топ. Оказалось, что все коллеги расценивали это как «выпендреж». Алексей Фадеечев нередко вызывал меня к себе в кабинет и резким тоном высказывал все, что думал по этому поводу: «Настя, у нас в Большом существуют свои устои! А вы ходите тут в своем ярком костюме. И коврик ваш нас всех уже достал!» Его претензии казались мне просто чудовищными. Но слово «устои» запало мне в душу. Оно почему-то прочно ассоциировалось у меня с тем, что застоялось и начало дурно пахнуть.
Вначале нового сезона мне был предложен гостевой контракт. Прежде я работала в Большом театре по основному, базовому контракту. Гостевой контракт не гарантировал мне определенное количество спектаклей, но зато позволял администрации в любой момент уволить меня без лишних хлопот. В составленном для меня договоре значились всего лишь пара спектаклей «Лебединого озера» в версии Васильева. Поменяв причину и следствие местами, Фадеечев, глядя на меня ясным взглядом, объяснил, что гостевой контракт – это то, что мне нужно для личных гастролей и сольных концертов. Все говорило о том, что Большой театр готовится расстаться со мной. И если бы не чудесное появление в театре Бориса Яковлевича Эйфмана с предложением станцевать в его новом балете «Русский Гамлет» главную женскую партию Императрицы, я сама ушла бы из театра. Можно сказать, что Эйфман своим спектаклем на время расстроил планы директора балетной труппы относительно меня. Неудивительно, что потрясающий успех «Русского Гамлета» у зрителей заставил администрацию поторопиться с моим увольнением. Премьера балета состоялась двадцать пятого февраля, второй спектакль я станцевала в начале марта. В марте же мне позволили последний раз выйти в «Жизели». А уже в апреле (за три месяца до конца сезона) я получила факс о том, что контракт со мной не будет продлен. Этот приказ даже не был дан на подпись директору Большого театра Васильеву. Причиной спешки могло послужить еще и то обстоятельство, что в мае у меня начинался контракт с Английским национальным балетом.
Моя способность отстаивать свою честь и бороться за справедливость, даже явная строптивость моего характера были заметны уже в начале творческой карьеры. Собственно, именно похожесть ситуаций в Мариинке и в Большом подтолкнула меня впоследствии к решению принять предложение Английского национального балета и провести в Лондоне полтора года.
Я уезжала из Москвы с тяжестью на душе, не желая смириться с жестокими и несправедливыми законами театра, где успех не прощают. Но почти сразу после увольнения я получила известие из Австрии о том, что меня удостоили приза ЮНЕСКО «Золотой лев – самой талантливой молодой балерине Европы». Я поехала в Австрию, где проходил балетный фестиваль и где мне был вручен этот приз. Там же я приняла участие в гала-концерте и станцевала несколько своих современных номеров. По счастливому стечению обстоятельств, на этом фестивале присутствовали в качестве гостей Юрий Григорович и Наталия Бессмертнова. Впоследствии Юрий Николаевич неоднократно рассказывал мне, как именно тогда они с Наталией Игоревной обратили на меня особое внимание, выделив из всех выступавших балерин.
То, что произошло впоследствии благодаря этому случаю, стало и спасением, и новым взлетом в моей актерской судьбе. Из Австрии я отправилась в Лондон, где приступила к репетициям «Спящей красавицы» в труппе Английского национального балета.
* * *
Новый 2001 год я встречала в Лондоне. Я жила в этом городе полнокровной жизнью и не собиралась ничего менять. Меня устраивал мой напряженный гастрольный график. Тем более что двери Мариинского и Большого театров были для меня закрыты. В тот момент казалось, что навсегда.
И тут раздался телефонный звонок. Звонил Юрий Николаевич Григорович. Он сообщил, что возвращается в Большой театр и собирается ставить новую редакцию балета «Лебединое озеро». Мне он предлагает исполнить главную роль Одетты-Одиллии. В ужасной растерянности я пробормотала, что мне не позволят танцевать в Большом. На что Юрий Николаевич ответил очень твердо, что мое участие в его постановке он ставил одним из главных условий своего возвращения в театр. Предложение Григоровича прозвучало как гром среди ясного неба. Не могла же я, в самом деле, предположить, что представится возможность «дважды войти в одну и ту же реку»? Естественно, ответила согласием и совершила отчаянную попытку начать все сначала в Москве. Вот так один телефонный звонок перевернул всю мою жизнь и поднял ее на новую ступень.
Я долго не могла поверить в то, что наш великий хореограф выбрал меня на главную роль в своем новом спектакле. В этом было что-то сверхъестественное. И это после всех тех несправедливых и ужасных событий, происходивших со мной.
Вскоре раздался другой звонок, который превратил сказочное предложение Григоровича в реальность. Звонил новый директор балетной труппы Большого театра Борис Акимов, сменивший Фадеечева. Он по-деловому обсудил со мной условия моего переезда в Москву.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
