Капитан, обедавший с нами, сообщил, что некоторые из наихудших штормов, в какие он попадал, происходили возле Кейптауна. Не зря этот мыс был известен морякам в давние времена под именем Кейпшторм. Во всяком случае, нам не приходится рассчитывать, что спокойная погода, до сих пор державшаяся, останется неизменной. Надо мириться с превратностями судьбы. Тихие воды остались позади, впереди нас, несомненно, ждут испытания.
Родители не покидали своей каюты, я же почувствовала непреодолимую потребность в свежем воздухе и вышла на палубу.
Я была не подготовлена к неистовой ярости обрушившейся на меня стихии. Волны свирепо колотили в борта корабля, и впечатление было такое, что наше судно сделано из пробки. Оно так глубоко зарывалось в воду, и его так сильно швыряло в стороны, что мне казалось, оно вот-вот опрокинется! Высоченные валы вздымались как грозные горы и, обрушиваясь на палубу, обдавали её водой. Ветер рвал мои волосы и одежду. Казалось, разъяренные волны пытаются оторвать меня от палубы и выбросить за борт.
На душе было тревожно, но в то же время меня не покидало ощущение радостного подъёма духа.
Насквозь промокшая, я почти не в силах была прямо стоять на ногах. Задыхаясь, я уцепилась за перила.
Пока я стояла, размышляя о том, не опасно ли попытаться пересечь скользкую палубу и по крайней мере укрыться от прямого натиска разбушевавшейся стихии, я увидела мойщика палубы. Качаясь, он подошёл ко мне. Одежда на нём промокла насквозь. От воды волосы его казались более тёмными и походили на чёрную ермолку, прилипшую к голове. Лицо у него, конечно, было тоже мокрое.
— С вами всё в порядке? — крикнул он. — Вам нельзя оставаться здесь. Надо сойти вниз.
— Да, — прокричала я в ответ.
— Пойдёмте. Я вам помогу.
Он кое-как доковылял до того места, где я стояла, и нечаянно привалился ко мне.
— Часто бывает такое волнение на море? — с трудом переведя дух спросила я.
— Не знаю. Это моё первое плавание.
Он ухватил меня за руку, и, шатаясь как пьяные, мы прокатились по палубе. Открыв дверь, он подтолкнул меня внутрь.
— Вот так! Не вздумайте снова выходить на палубу в такую бурю!
Я не успела его поблагодарить, как он исчез.
Спотыкаясь, я добрела до каюты. Мэри Келпин лежала на нижнем месте. Ей было явно нехорошо. Я сказала, что загляну к родителям. Я нашла их обоих распростёртыми на своих полках.
Вернувшись в свою каюту, я взяла какую-то книгу, взобралась к себе наверх и попробовала читать. Но это было нелегко.
Весь день до вечера мы все ждали, что буря утихнет. Корабль продолжал свой трудный путь, скрипя и стеная словно в агонии.
К вечеру ветер немного утих. Мне удалось добраться до обеденного салона. На столах были подняты боковые бортики, чтобы посуда не скатывалась. Людей было мало. Вскоре я увидела Лукаса.
— Ага! Нас, смельчаков, способных добраться до столовой, оказалось не так-то много!
— Вы когда-нибудь видели такой шторм?
— Да, один раз, когда возвращался на родину из Египта. Мы прошли Гибралтар и приближались к заливу. Я думал, пришёл мой последний час.
— Я сегодня днём думала то же самое.
— Ничего, наше судно выдержит бурю. Возможно, завтра море будет спокойно, как озеро, и мы будем дивиться, из-за чего поднялся такой переполох. Где ваши родители?
— У себя в каюте. Они не захотели спуститься вниз.
— Очевидно, так же, как и многие другие.
Я рассказала Лукасу, что выходила на палубу и выслушала суровый выговор от матроса.
— Он был совершенно прав, — сказал Лукас. — Наверняка это было очень опасно. Вас вполне могло смыть за борт. Думаю, что нам грозил настоящий ураган.
— Так начинаешь понимать, какую угрозу может таить в себе море.
— Вы правы. Со стихиями вообще-то шутить не следует. Море, как и огонь, большой друг, но и опасный враг.
— Интересно, каково это — потерпеть кораблекрушение.
— Чудовищно!
— Плыть по воле волн в открытой шлюпке, — пробормотала я.
— На самом деле это куда более неприятно, чем кажется.
— Да, наверное. Но, похоже, буря утихает.
— Не стоит на это рассчитывать. Мы должны быть готовыми к любой погоде. Может, нам дан был полезный урок.
— Люди редко делают выводы из преподносимых им уроков.
— Непонятно, почему. Ведь они прекрасно знают, как предательски может вести себя море. То, гляди, улыбнётся, а уже в следующую минуту — яростное, злобное!
— Надеюсь, мы больше не повстречаемся с ураганом.
Был уже одиннадцатый час вечера, когда я добралась до своей каюты. Мэри Келпин лежала в постели. Я отправилась в соседнюю каюту, чтобы пожелать спокойной ночи родителям. Отец лежал, а мать что-то читала.
Я сообщила им, что пообедала в обществе мистера Лукаса Лоримера и собираюсь ложиться спать.
— Будем надеяться, что к утру качка уменьшится, — сказала мать. — Эти непрерывные качания с боку на бок нарушают течение мыслей твоего отца, а над лекцией ещё надо основательно поработать.
Сон мой был какой-то прерывистый, и было ещё очень рано, когда я окончательно проснулась. Ветер усиливался, и корабль стал ещё более неустойчивым, чем днём. Мне грозила опасность свалиться с полки в любую минуту, так что спать было, конечно, немыслимо. Я лежала неподвижно, прислушиваясь к вою и рёву бури и к ударам волн, хлеставших по бортам судна.
Немного погодя я вдруг услыхала отчаянный звон колокола. Я сразу же поняла, что это значит, так как в первый же день после выхода в море нас проинструктировали на случай непредвиденной опасности. Нам объяснили, что мы должны надеть на себя тёплую одежду, а также спасательные жилеты, хранившиеся в стенных шкафах кают, после чего надо было всем собраться в месте, специально отведённом для этой цели.
Я спрыгнула со своей полки. Мэри Келпин уже одевалась.
— Вот оно! — воскликнула она. — Сначала жуткий ветер, а теперь вот ещё и это…
Она щёлкала зубами от страха и холода. Места в каюте было мало, и нам нелегко было одновременно одеваться.
Она была готова прежде меня. Когда я наконец справилась со своими пуговицами и надела спасательный жилет, я бросилась в каюту родителей.
Колокол продолжал тревожно звонить. Родители были в полной растерянности. Отец взволнованно собирал свои бумаги.
Я крикнула:
— Теперь нет для этого времени. Пошли! Наденьте свои тёплые вещи. А где ваши спасательные жилеты?
Впервые я поняла, что малая толика спокойного здравого смысла может быть важнее эрудиции. Мать с отцом были трогательно послушны и отдали себя в мои руки. Наконец мы были готовы покинуть каюту. Узкий коридор был безлюден. Отец вдруг резко остановился, и какие-то бумаги, которые он держал в руках, разлетелись в разные стороны. Я торопливо их подобрала.
