— Киренские равнины, — пояснила Чилонис. Немного помолчав, она взглянула на Лисандра. — Почему ты идешь один? — спросила она, переводя Гектора через мелкий брод. — Где твой отец?
— Он умер до того, как я появился на свет, — ответил Лисандр, шлепая по воде рядом.
— Как жаль, — сказала Чилонис. — А твоя мать?
Посреди течения Гектор опустил голову, чтобы напиться.
— Она тоже умерла. Полгода назад.
— Мне не стоит задавать вопросов, — сказала девушка. — У меня это плохо получается.
Они направились дальше по дороге, которую развезло там, где мелкий приток вышел из берегов. Кругом виднелись отпечатки сотен ног — по этой дороге часто ходили.
— Пусть тебя это не волнует. А почему ты одна?
Чилонис вздохнула.
— Я убежала из дома.
— Почему?
— Рассорилась с отцом. Он упрям как осел. Отец злится, потому что я хочу все делать по-своему.
Лисандру пришлось отвернуться, чтобы девушка не заметила его улыбки.
«Должно быть, упрямство у нее в крови», — подумал он.
— Что же ты хочешь делать по-своему?
— Я хочу стать атлетом и выступить на женских Олимпийских играх.
«Женские игры?» — Лисандр думал, что в играх, устраиваемых каждые четыре года, участвуют одни мужчины.
— Да, — продолжила Чилонис. — Элидский совет проголосовал за то, чтобы праздник Геры[17] пришелся на время Олимпийского перемирия.
— Нет сомнений, что ты самая быстрая девушка, которую мне только довелось видеть, — заключил Лисандр. — Ты бегаешь быстрее большинства парней.
— Именно так я и сказала отцу, — заявила Чилонис. — Но он говорит, что бег не женское дело. Он не желает, чтобы его дочь сверкала бедрами перед спартанцами.
Лисандр рассмеялся. Многие спартанские женщины тренировались так же, как и мужчины, и носили туники с разрезом сбоку, которые не стесняли движений.
— И почему ты идешь к Оракулу? — спросил он.
— Так посоветовала мне тетя, — ответила девушка. — Она сказала, что Оракул поможет мне выбрать правильный путь. Но отец говорит, что идти к Оракулу значит напрасно тратить время. Он называет это «пророчеством за деньги». Тогда я и собрала немного вещей, вывела Гектора из конюшни и ушла.
Некоторое время оба шагали молча.
— Твой отец будет сердиться? — наконец спросил Лисандр.
— Думаю да, но недолго. Пойдет время, и он меня простит. Кстати, а что ты хочешь узнать у Оракула?
Лисандр пожал плечами. Чилонис говорила столь откровенно, что он решил ничего от нее не скрывать.
— Точно не знаю, — ответил он. — Наверное, что мне делать дальше.
— Разве ты не можешь поговорить об этом с кем-нибудь у себя на родине? Кем ты больше всего восхищаешься?
— Своим дедом, — не думая, сказал Лисандр. — Он был самым храбрым человеком из тех, кого я знал. Если бы я мог хоть наполовину быть таким, как он…
— Он умер? — спросила Чилонис.
— Его тело сожгли несколько дней назад.
— Сочувствую, — сказала девушка и коснулась ладонью руки Лисандра.
— Не стоит, — ответил юноша. — В его смерти повинен я.
Они достигли источника, который у края дороги исторгал воду из-под покрытой мхом земли.
Чилонис наклонилась, чтобы наполнить свою флягу.
— Я помню время, когда умерла моя прабабушка, — заговорила девушка. — Ей уже было много лет — за семьдесят. Она была известна во всем городе своими познаниями в травах и лекарствах, и умением помогать при родах. Даже богатые люди приходили в наш дом, когда их дочерям приходило время рожать. Несмотря на ее опытность, у моей прабабушки иногда возникали проблемы. Она всегда твердила, что нет ничего хуже, если мать умирает при родах. Когда такое случалось, она покидала дом, где принимала роды, и отдавала орущего младенца полному надежд отцу. Часто отцы уже по ее глазам могли определить, что произошло, и прабабушка утешала их одними и теми же словами: «Почтим мертвых, заботясь о живых».
— Видно, она была хорошей женщиной, — заметил Лисандр, когда оба снова тронулись в путь. Он не был в этом уверен, но чувствовал, что Чилонис пытается успокоить его измученное сердце так, как она это умела, делясь с ним своим опытом.
* * *
Они достигли Эгиона в конце дня. Это место представляло собой скопление ютившихся у самой воды небольших хижин. Солнце клонилось к западу и оставляло над водой золотистый огненный след. Какой-то мужчина вытаскивал из лодки снасти на узкий мол.
— Нам нужно переправиться в Дельфы, — обратилась к нему Чилонис. — Вы перевезете нас?
— Только не я, — ответил этот человек. — Уже поздно. Вам лучше дождаться утра.
— Разве нет никого, кто мог бы перевезти нас сегодня вечером? — настойчиво спросил Лисандр. Он прошел столь длинный путь, и ему не терпелось скорей поговорить с Оракулом.
Мужчина погладил свою бороду:
— Тут недалеко живет старик, Анкис. Он хорошо знаком с этими водами. Старик обитает в хижине в четырех или пяти стадиях[18] отсюда, если идти вдоль берега. Поговорите с ним.
Чилонис поблагодарила мужчину, и оба пошли в указанном направлении.
— Не торопись, — сказала Чилонис, когда Лисандр шел по тропинке вдоль берега. — Если лодочник дома, то он никуда не уйдет.
Показался домик Анкиса. Лисандр подбежал к двери и постучал по ней кулаком. Внутри не было слышно ни звука. Лисандр забарабанил снова. На этот раз дверь со скрипом отворилась, и в ней появился высокий худой мужчина, который Лисандру показался старше всех людей, каких ему доводилось встречать.
Щеки и лоб старика избороздили глубокие морщины, крупные руки искривились, точно корни дерева.
— Что вам угодно? — спросил он.
— Нам сказали, что вы можете переправить нас в Дельфы, — ответил Лисандр. — Сегодня вечером.
— Сегодняшний вечер следует проводить дома у огня, — ответил Анкис.
— У нас есть деньги, — сказал Лисандр, доставая из мешочка монеты.
Дверь перед ним захлопнулась.
— Он очень любезен, — заметила Чилонис. — Ладно, идем назад в Эгион.
Они повернулись, собираясь уходить.
— Куда это вы направились? — раздался голос.
Лисандр оглянулся через плечо. Старик стоял у домика, накинув плащ с капюшоном.
— Можете привязать свою лошадь позади дома. Я покормлю ее, когда вернусь.
