— И все-таки они вынуждены будут приземлиться?
Седовласый развел руками.
— Запасов пищи у них на неделю. А подберем мы их, если все это кончится ничем, недельки через три-четыре. Ни с какой экономией они не продержатся столько. Придется приземляться.
— Значит, никакого звездоскафа в пространстве нет и не было?
— В том-то и дело, Мастер, что был и есть. Но со звездоскафом — это совершенно отдельная история. И если они его найдут… Уж не знаю, что лучше. Я имею в виду, для них.
— Дом с привидениями?
— Если не хуже.
— НЛО?
— Да, и уже давно. Более чем.
Мастер кивнул.
— Самые мудрые решения — самые добрые. Не самые изощренные, заметьте. Изощренные решения могут быть умными и только. Но мудрые решения, по своей сути, всегда добры. Вот чего вы никогда не могли понять. Тот, кто создал наш мир, имел огромную доброту. Огромную, трудно представимых масштабов.
— Вы слишком суровы ко мне, Мастер. Ведь я, смею надеяться, ваш любимый ученик.
— Учитель и должен быть суров к своему любимому ученику.
— А как же концепция доброты и всепрощения?
Мастер улыбнулся:
— Браво. Но это лишь один из уровней: бить противника его же оружием. Это прием. Он хорош в короткой схватке. А для далеко идущих решений… это не годится.
— Я понимаю, о чем вы хотите сказать. — Седовласый наклонился, чтобы выбить трубку о решетку камина. — И все-таки позвольте не согласиться с вами, хотя бы в частностях.
Мастер молча смотрел, как седовласый снова набивает трубку, раскуривает.
— Хотя бы в частностях, — повторил седовласый. — К сожалению, мы живем в мире, который далек от этического равновесия. Мы живем в мире, где нас обманывают. Более того, в мире, где мы вынуждены обманывать друг друга. Более того. В мире, где мы обманываем сами себя, ибо не можем отличить истины от…
Мастер предостерегающе поднял палец:
— Концепция этического равновесия в вашей интерпретации представляется более чем сомнительной, мой друг. По-моему, это — вообще уровень «око за око, зуб за зуб».
Седовласый улыбнулся:
— Вы все время стараетесь меня поставить в такое положение, чтобы я оправдывался.
— Отнюдь. Я просто хочу, чтобы вы сами для себя уяснили ценность собственных решений.
Метель за окном начала как будто бы немного стихать. В облаках появились редкие просветы. Выглянула луна.
— А если этот ваш импульсатор…
— Красная кнопка?
— Да. Выйдет из строя?
— Это невозможно, Мастер.
— Скажем, взорвется. И вы их вообще не сможете найти?
— Ну, что ж. Тогда мне придется подать в отставку. Но еще раз повторю, Мастер: трагический исход м-маловероятен.
— Сколько это в процентном выражении?
— Примерно один к двадцати.
Мастер покивал:
— В общем-то это не так и мало, если речь идет о твоем собственном сыне. Или, скажем, внуке, а? — И он пристально посмотрел на седовласого.
Тот промолчал.
— Ну, хорошо. Еще раз объясните мне, почему все-таки не направить туда обычный звездоскаф Косморазведки?
— О, на это есть несколько веских причин, Мастер. Во-первых, да и во-вторых тоже: утечка информации по официальным каналам, которая может привести…
Мастер, наклонив голову, молча слушал и, еще минут пять после того как седовласый выдохся, задумчиво смотрел в огонь, поигрывая ножкой бокала. А потом сказал:
— Расскажите-ка мне поподробней об этих ребятах.
— Поподробнее? Пожалуйста…
11
11 апреля 2188 года, пятница,
накануне Дня Звездопроходца
Это случилось в апреле восемьдесят восьмого. До зачета оставалось еще больше года. В тот день очередная попытка — теперь я могу сказать, что она оказалась самой последней из попыток «выйти на архив», — принесла наконец результат. Это вовсе не означает, что мы проникли в святая снятых Школы, просто наряду со множеством совершенно бесплодных, более того, небезопасных попыток, сопряженных с риском быть с позором отчисленными из Школы, эта попытка дала хоть какой-то результат. Мы наткнулись на характеристики курсантов Астрошколы. Частично нам помогла Женевьева, кое-что подсказала, а в общем, большей частью это была удача чистой воды.
В эту пятницу занятия окончились на три часа раньше. В актовом зале Астрошколы должно было состояться торжественное собрание, после чего начинался концерт, дальше по программе — бал, на который традиционно приглашались выпускницы Сичневого института. Коридоры Школы после полудня обезлюдели, и мы без особого труда, никем незамеченные, проникли в аудиторию, где был установлен один из периферических компьютерных терминалов, связанных с Вычислительным центром Школы.
Юра Заяц, как мне показалось, невероятно долго копался, пока, взламывая один за другим коды защиты, добрался до вожделенной эмблемы «DAS» в обрамлении черных крыльев, коронованной звездой. Эмблема — на фоне синего диска.
Конечно, хотелось бы иметь код-допуск самого директора, однако и это тоже неплохо; Женевьева сумела снабдить нас идентификационным кодом декана: БВЕ 1100785/к. Едва Юра нажал последнюю клавишу, как на экране высветилось приветственное: «ДОБРЫЙ ДЕНЬ, ВЛАДЛЕН ЕВГЕНЬЕВИЧ» и вспыхнул новый запрос. «БУДЬТЕ ДОБРЫ, ВВЕДИТЕ ДАТУ ВАШЕГО РОЖДЕНИЯ».
— Чьего рождения? — переспросил я.
Валентин присвистнул.
Этого не мог ожидать никто. Об этом не предупреждала Женевьева, об этом не рассказывал никто из старшекурсников. В правом нижнем углу экрана не спеша начали сменяться цифры: 59, 58, 57… означающие, что терпение компьютера не безгранично и что по истечении минуты, не получив ответа, программа отключится, мало того, наверняка включится охранная система перехвата, могли, например, заблокироваться двери…
— С-с-с… уходим, — прошипел Гриша Чумаков.
— У нас еще п-почти минута, — сказал Юра Заяц.
— Ну и что? Тебе известен день рождения декана?
— Он Водолей, — неожиданно сказал Валентин.
— Уходим, — повторил Гриша.
— Ст-тойте. — Юрины пальцы запорхали по клавишам.
В течение нескольких тягостных секунд я чувствовал, как от пяток все выше и выше царапают по ногам невидимые холодные коготки.
Отсчет вдруг остановился. Вспыхнуло: «ЖДУ УКАЗАНИЙ».
— Как ты это сделал? — восхищенно спросил Алексей.
— Соединил две п-программы.
Валентин хохотнул.
