Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
Но временное место в Нью-Йорке стало постоянной карьерой. Я все больше погружался в работу больницы, начал читать лекции в Колумбийском. В Нью-Йорке я почувствовал себя цельным, состоявшимся. А потом познакомился с Фрэн, мы полюбили друг друга и поженились. Мысль о возвращении в Калифорнию стала чужой и устаревшей. Она принадлежала другому человеку в другой жизни.
И все же я, как религиозный обряд, соблюдал разговоры с Дэнни раз в неделю. Брал его на выходные и каникулы. Фрэн обращалась с ним как с любимым племянником, старалась, чтобы он чувствовал себя как дома, даже когда в нашей семье появились еще двое мальчиков. Когда Дэнни бывал у нас, я освобождал время от работы. Водил его в парк, в цирк. Я стремился сделать так, чтобы ему хотелось приехать еще, чтобы он получал справедливую долю отцовской заботы.
Оставшаяся в Лос-Анджелесе Эллен пережила несколько неудачных связей. Похоже, она без конца перебирала диеты и методики самосовершенствования. От работы дизайнера одежды перешла к работе на адвоката по развлекательным мероприятиям, потом прошла курс ландшафтного дизайна.
«Если бы мне как-то организовать свое время, – повторяла она. – Хотя бы перевести дыхание. Сбросить десять фунтов, не встречаться больше с неподходящими мужчинами. Но мать-одиночка никому не нужна. Мужчинам легче. Одинокие отцы сексапильны. Одинокие матери – горгоны. Один неосторожный взгляд – и ты навеки застрял».
Я оплатил для Дэнни частную школу, оплачивал уроки гитары и новую цифровую камеру, когда он (на десять минут) решил, что хочет стать фотографом. Чувствуя вину перед ним, я всегда принимал его сторону в любых спорах с матерью. К ней у меня осталось не много любви, так что я без труда убеждал себя, что она неправа, а сын прав.
Теперь я задумался. Может, поддерживай я ее, ничего этого не случилось бы? Может, если бы я не осуждал ее, не подрывал ее авторитет, не делал тысячи вещей, которые делал в роли отца, Дэнни был бы сейчас нормальным двадцатилетним пареньком, заканчивал бы второй курс в Вассар-колледже, а не бродяжничал год, закончив его за решеткой, под обвинением?
Так много «может». Не из них ли будет состоять отныне моя жизнь? Бесконечные ночи за сочинением альтернативных историй и повторов игры, за поиском выхода из лабиринта?
В тот год, когда Дэнни жил у нас, мы с Фрэн из сил выбивались, чтобы он чувствовал себя своим, членом семьи. Но Дэнни не привык к правилам семейной жизни, общим обедам и совместному отдыху. С Эллен они жили так же, как она раньше – со своей матерью: как заключенные в общей камере. Такие отношения основаны на неформальности, на «дружбе». Эллен больше всего хотелось сделать Дэнни своим наперсником, соучастником преступления. В его детстве это получалось, но подростком Дэнни взбунтовался. Причуды матери стали выглядеть для него сумасшествием, и он сбежал в Нью-Йорк, чтобы прочувствовать, что такое настоящая семья.
Сидя в столовой, я вдруг ощутил, как меня захлестывает изнеможение. У него был вкус океана горя, ожидавшего впереди; цунами эмоций, поднимавшихся над темным горизонтом, загибающихся гребнем, вздыбливающихся, чтобы опрокинуться на берег и снести все на своем пути. Я помешивал кофе, стараясь не замечать этого чувства. Я должен был оставаться собранным, не терять остроту мысли.
– Надо узнать, у кого он останавливался.
– ФБР наверняка уже знает, – отмахнулась она. – Это ведь их работа.
Я отпил кофе. Не спал больше суток. Когда час назад позвонил домой, Фрэн сказала, что Мюррей спит на диване, а Кен Саншайн сидит на кухне, вырабатывает стратегию общения со СМИ. Я сказал, чтобы не пускала детей в школу. Пусть сколько хотят играют на компьютере.
Эллен принесли эспрессо. Она стала пить.
– Он в порядке? – жалким голосом повторила она.
Я кивнул. Она опять плакала. Я подумал, не коснуться ли ее руки, утешая, но не стал. Эта жена спала с официантом и двумя любителями серфинга, пока я был на выездной работе.
– Как Гарви? – осведомился я.
Гарви звали ее любовника. В прошлом году они оба подписали рождественскую открытку. Он носил красный свитер с картинкой Санты. Эллен говорила, что «у него бизнес». Какой-то продюсер.
– Мы разошлись, – сказала она. – Этой ночью. Он сказал, для него это слишком реально. Ему следует думать о своей компании. Их фильм выдвинут на премию режиссерской гильдии. Плохая пресса ему сейчас не ко времени.
– Не чудо ли – Лос-Анджелес? – поморщился я.
Она смотрела в окно, на чаек.
– Что нам делать?
– Найдем адвоката, – сказал я. – Не говорить ничего, что может повредить Дэнни.
– Адвокат мне не по карману.
– Возьми в долг, – отрезал я. – Часы тикают. Они будут добиваться смертного приговора. Им иначе нельзя. Я скорее продам все, что у меня есть, чем допущу это.
Она смотрела на меня из-под челки, как в первую нашу встречу.
– А если это он?
– Это не он. Ты сама сказала – он мухи не убьет.
– Друзья не хотят со мной разговаривать, – пожаловалась она. – Они очень политически активные. В восторге от Сигрэма. Как будто Дэнни в самого Иисуса стрелял.
– Он ни в кого не стрелял. Перестань.
– Ты не понимаешь. Это Малибу. Люди обнимаются с деревьями. Годами не снимают гневных стикеров с бампера. Этот парень был нашим спасением.
– Не расклеивайся, – посоветовал я. – Дэнни не помогут кадры с нервным срывом его матери-хиппи.
На нас уже несколько минут посматривали сидевшие за соседним столиком старики. Эллен отвечала им ледяным взглядом.
– Ты куда смотришь? – Я покачал головой. – О чем я сейчас говорил?
Она пожала плечами. Эллен всю жизнь претендовала на звание артистической натуры. Она еще не создала ни одной скульптуры, ни одной картины – ничего.
Я не знал тогда, что в следующие недели мы с ней будем возвращаться к каждому году жизни Дэнни в поисках подсказки. Она будет звонить мне среди ночи, часто в слезах.
«Помнишь, у него был жар в два года?»
Или: «Как звали того толстого мальчишку? Знаешь, Дэнни иногда возвращался из школы с синяком под глазом или разбитым носом, но мне не рассказывал, что случилось. Как те ребята из «Колумбайн», да? Их унижали в школе, пока они не пришли с полными ранцами оружия».
Я буду уносить телефон в ванную и оттуда успокаивать ее.
«Наш сын невиновен, – буду твердить я ей. – Он ни в кого не стрелял».
«Но ведь что-то есть, – будет возражать она. – У него с головой не в порядке. Кто бросает учебу ради года бродяжничества? Он часто сам не знал, куда едет и что с ним происходит».
«Если ты его любишь, – буду уговаривать я, – просто поддержи. Не слушай никого».
Будто любовь сильнее фактов, общественного мнения, жажды крови.
Сейчас, в столовой, она утерла слезы и постаралась собраться. Спросила:
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
