Та улыбается и шепотом мне объясняет:
– Так вас никто не сумеет найти. Они ведь бросятся нас искать.
Любопытно, кто такая на самом деле эта Элизабет Тернер и чем сейчас занимается? Прохаживается себе небось с тележкой между рядами какого-нибудь супермаркета, не прячась ни от какой прессы.
– Ваш багаж? – спрашивают из-за стойки.
Кейт говорит, что вещи пока в машине и мы потом их заберем. Уже в лифте я смотрю в глаза Кейт, вопросительно подняв брови. Она отвечает мне улыбкой. Вслух мы ничего не говорим, поскольку с нами поднимается портье. Глупость, конечно – нести-то нам, собственно, и нечего, – но он, дескать, хочет показать нам номера. Ну и чаевые, ясное дело, стрясти. Мой номер 142‑й, рядышком со 144‑м для Кейт. Портье устраивает целое шоу, театрально открывая дверь и заводя меня вовнутрь. Стою, озираюсь по сторонам. Что ж, очень мило. Огромная и очень светлая комната с яркой люстрой. Есть диван, кофейный столик, несколько светильников и снова яблоки. У них, наверное, договор с каким-нибудь там «Сейнсбери», что столько фруктов вокруг.
– Вас устраивает? – интересуется Кейт.
– О да, – отвечаю, опускаясь на диван, чтобы еще раз неспешно оглядеться.
Тот отель в Испании, где мы провели с Гленом медовый месяц, был далеко не столь роскошным. Всего лишь маленькая семейная гостиница. Впрочем, там тоже оказалось очень даже замечательно. Нам так было весело! Когда мы приехали в отель, у меня в волосах еще пестрело конфетти, а персонал по случаю нашего приезда устроил целый переполох. Нас уже ждали с бутылкой шампанского (штат-то у них из испанцев, немного сентиментальный), и горничные друг за другом подходили, поздравляли нас и расцеловывали.
Весь свой отпуск мы пролежали у бассейна, не сводя друг с друга глаз. Любуясь друг другом и любя… Как же давно это было!
Кейт сообщает, что здесь есть бассейн. А еще спа-салон. Я не брала с собой купальника – как, впрочем, и ничего другого, – но Кейт уточняет мой размер и куда-то отправляется, чтобы «кое-что» мне раздобыть.
– Все за счет газеты, – добавляет она.
А на время своего отсутствия заказывает мне массаж.
– Чтобы вы немного расслабились, – объясняет она. – Вам понравится. У них там особые эфирные масла – жасмин, лаванда и все такое прочее, – так что можно уснуть прямо на столе. Надо вам все-таки себя понежить, Джин.
Сама я в этом не уверена, но все же соглашаюсь. Я так и не спросила, как долго собираются меня здесь продержать. Как-то к слову не пришлось, но, похоже, они тут рассчитывают провести весь уик-энд.
Спустя час я лежу у себя в номере на кровати в гостиничном халате, чувствуя себя настолько расслабленной, что будто парю в воздухе. Глен бы сказал, что от меня «несет, как от будуара проститутки», – но лично мне этот запах очень нравится. Я пахну дорогим парфюмом…
Тут ко мне в дверь стучится Кейт, и я возвращаюсь к тому, с чего все началось, – обратно в реальность.
Кейт изрядно нагружена пакетами.
– Ну вот, Джин, – говорит, – примерьте-ка это. Посмотрим, подходит ли.
Забавно, как она все время норовит назвать меня по имени. Прямо как сиделка в больнице. Или какой-то хитрый жулик.
Выбрала она для меня чудесные вещицы. Бледно-голубой кашемировый джемпер, которого я никогда бы себе не позволила, элегантную белую блузку, легкую юбку, узкие серые брючки, трусики, туфли, купальник, роскошную пену для ванн и прелестную длинную ночную сорочку.
Под ее пристальным взглядом я все это распаковываю.
– Люблю этот цвет. А вы, Джин? – берет она в руки джемпер. – Нежно-зеленовато-голубой, как утиное яйцо.
Кейт видит, что мне он тоже нравится, хотя я и стараюсь не слишком это демонстрировать.
– Спасибо, конечно, – говорю, – но на самом деле вряд ли мне все это понадобится. Я же здесь лишь на ночь. Может быть, что-то из этих вещичек еще можно вернуть назад?
Ничего не ответив, Кейт лишь собирает пустые пакеты и улыбается.
Мы пропустили время ланча, и мои спутники решают чем-нибудь подкрепиться в номере у Кейт. Единственное, чего мне хочется сейчас, – это какой-нибудь сэндвич, однако Мик заказывает отбивные и бутылку вина. Мне удается подглядеть: вино им там впарили аж за тридцать два фунта! Да за такие деньги в супермаркете можно взять восемь бутылок шардоне! Мик сказал, что это вино «просто охрененное». Он вообще частенько вставляет словечки типа «хрен», но Кейт как будто этого не замечает. Все ее внимание приковано ко мне.
Когда опустевшие тарелки выставлены для официанта за дверь, Мик отправляется к себе в номер настраивать камеры, а Кейт возвращается в кресло и принимается со мной болтать. Вроде как обычная пустая трескотня – я примерно о том же говорю с клиентками, намывая им голову шампунем. Но я‑то понимаю, что это ненадолго.
– Должно быть, после кончины Глена вы все время пребываете в напряжении, – заводит в конце концов она.
Я киваю, тут же принимаю напряженный вид. Не могу ж я ей сказать, что ничего подобного не было! Если по правде, то я испытала тогда просто удивительное облегчение.
– Как же вы превозмогли все это, Джин?
– Это было ужасно, – отвечаю ей дрогнувшим голосом, вновь превращаясь в давнишнюю Джинни, в ту юную женщину, которой я была, когда только вышла замуж.
Эта Джинни уже не раз спасала меня. Она бестолково брела по жизни, занималась тем, что готовила чай, мыла клиенткам волосы, подметала полы, заправляла постель. Джинни знала, что Глен лишь жертва полицейского заговора, и всячески стояла за мужчину, с которым связала себя узами брака. За мужчину, который был ее избранником.
Поначалу Джинни снова стала возрождаться, когда кто-то из родственников или из полиции задавал мне разные неприятные вопросы. Но, по мере того как всякая дрянь стала все больше просачиваться к нашему домашнему очагу, Джинни решительно перебралась в дом Глена, и благодаря этому я и смогла вынести последнюю пору нашей с ним совместной жизни.
– Ужасное было потрясение! – говорю я Кейт. – Он ведь свалился под автобус прямо у меня на глазах! Я и вскрикнуть не успела – а его уже не стало. А потом к нам подбежали все эти люди, стали суетиться, что-то предпринимать. Я же от шока даже шевельнуться не могла, и меня отвезли в больницу, чтобы убедиться, все ли со мной в порядке. Все были так милы со мной и внимательны!
Это пока не выяснилось, кто же он такой.
Видите ли, полиция давно предполагает, что Беллу умыкнул Глен.
Когда они пришли в наш дом и произнесли ее имя, все, что возникло у меня в голове, – так это ее фотография. Это прелестное маленькое личико, крохотные круглые очочки и пластырь на одном глазике[7]. Прямо маленький пиратик! Такая сладенькая – вот так бы и съела! Уже столько месяцев никто не способен ни о чем больше говорить – ни в салоне, ни в магазинах, ни в автобусе. Только о малышке Белле. Как она играла в саду перед домом в Саутгемптоне, и кто-то вдруг зашел и ее забрал.
