It’s wonderful, it’s wonderful, it’s wonderful, Good luck, my baby. It’s wonderful, it’s wonderful, it’s wonderful, I dream of you[16].
У Альвы вырвался короткий смешок, но она тут же помрачнела, и мне вдруг показалось, что мысленно она где-то далеко. Вся ее напряженность вдруг куда-то исчезла, и один раз она даже помотала головой. Я чуть не задохнулся от досады. Сжав губы, я, как дурачок, мужественно потанцевал еще немного, но в конце концов выключил музыку, а вскоре Альва собрала свои вещи и ушла.
* * *
Каникулы на праздниках Троицы прошли в 1992 году без происшествий, пока в один прекрасный день я не застал тетушку на кухне какой-то погруженной в себя, глаза у нее странно блестели. С испугом я заметил, как она постарела. А затем вдруг понял. Сегодняшнее число было днем, когда раньше праздновалось мамино рождение. Мне стало стыдно: оказывается, я совершенно об этом забыл. Но из вежливости я согласился, когда тетушка пожелала сесть со мной на диван, чтобы вместе посмотреть семейные фотографии.
Я посмотрел на маму маленькой девочкой, подростком и девушкой с короткой модной стрижкой, в мини-юбочке среди группы студентов. Ее восхищенный взгляд был устремлен на молодого человека приятной наружности, стоящего рядом. Он был в белой рубашке с закатанными рукавами и коротким галстуком; не вынимая изо рта трубку, он увлеченно говорил что-то присутствующим, глаза его блестели.
– Твой отец говорил так увлекательно, был так обаятелен и умен, – сказала тетушка. – Он мог спорить часами.
На следующем снимке я обнаружил свою бабушку-француженку, у которой и тогда уже была знакомая жесткая складка губ. А вот и маленький Марти с его колонией муравьев! Лиз в платьицах «принцесс», с розовым бантом на голове, а на заднем плане – я сам, глядящий на нее, вылупив глаза. На другом снимке я, уже девятилетний, стою на кухне, сосредоточенно следя за кастрюлей на плите. На меня тут же нахлынули знакомые кухонные запахи. Уже много лет я не стряпал, но, кажется, я любил это занятие. Или, может быть, мне так только показалось под впечатлением фотографий? Я стал проверять память, и неожиданно начали всплывать все более отчетливые воспоминания.
Еще одна фотография запечатлела меня с моим прежним самоуверенным выражением на улыбающейся физиономии – я стоял перед шведской стенкой на детской площадке в окружении мальчишек и девчонок.
– Ты любил быть в центре внимания, – сказала тетушка. – Настоящий сорвиголова! Не дай бог кто-то не пожелает плясать под твою дудку – ты очень расстраивался. Опасности тебя так и притягивали.
Я слушал ее так, как будто речь шла о ком-то другом.
– Правда? – спросил я.
– Ты был необыкновенным ребенком, – сказала она. – Марти всегда был умником, Лиз – гламурной девочкой, а вот ты был совершенно особенным, гораздо тоньше всех остальных детей. – Она улыбнулась, вспоминая. – Несмотря на то что ты все время лопотал, не закрывая рта.
Наконец попалась фотография, на которой мама смотрела на меня задумчивым взглядом, а я что-то писал, склонившись над той красной записной книжкой.
Тетушка перестала переворачивать страницы, остановившись на этом снимке.
– Как же она тебя любила! Ты был ее сокровищем.
Не отрываясь я смотрел на снимок. В детстве мама звала меня Улиточкой за то, что на природе я вытягивался вверх, как улитка, впитывая в себя все впечатления. Когда я чувствовал неуверенность, я всегда спрашивал совета у мамы. Она была моим компасом. Я всматривался в ее взгляд, ее любимое лицо, ее руку, которая лежала у меня на плече.
Неожиданно я осознал, что на глаза у меня навернулись слезы.
– Это же… – выговорил я.
Тетушка взяла в ладони мое лицо и обняла меня. Ощутив ее тепло, я не выдержал и заплакал так, как давно уже не плакал.
– Как мне ее не хватает, – повторял я снова и снова, чувствуя, как тетушкина ладонь ласково поглаживает меня по спине.
* * *
Праздник решено было устроить в горной хижине без электричества и водопровода. Все контрольные были сданы, железная хватка школьной системы ослабла, оставались только устные экзамены. Мои одноклассники решили напоследок еще раз погулять и повеселиться вместе. Из портативного CD-проигрывателя неслась музыка, мы хохотали преувеличенно громко и говорили глупости. Сданные выпускные экзамены вызывали у нас такое чувство, точно мы ограбили банк и теперь осталось только придумать, что делать с добытыми деньгами.