– Вы все там же живете – под Воронежем?
– Отец, когда демобилизовался, увез нас в Ярославль – к себе на родину.
– Служил я там. Ты чем занимаешься? Работаешь?
– В строительном учусь – строителем буду, как вы.
– Ну, я-то не учился. А профессию ты хорошую выбрал. – Николай помолчал и вдруг спохватился: парню же помочь надо. – Денег на жизнь хватает?
– Мы с отцом вместе живем, – неопределенно ответил сын, – нелегко, конечно, но живем.
Разговор не получался. В столовой Николай усадил сына за стол в углу у окна и направился к стойке.
– Привет, Маруся, – поздоровался он с раздатчицей, не потерявшей еще надежды встретить человека, желающего сытно пообедать. Она его накормит, и он заплатит ей горячим мужским участием, которое быстро перерастет в семейный уют. – Два обеда, да посытней.
– У нас, Петрович, все сытное, – кокетливо отозвалась раздатчица. – Гость-то твой чтой-то хмурый? Голодный, наверное?
– Это я голодный, – остановил Николай ее рассуждения.
– Так приходи после работы, накормлю, напою, спать положу.
– Угу, – ответил он, не прислушиваясь к женским словам, и затем обратился к кассирше. – Сколько с меня?
Если бы можно было этот вопрос задать сыну и быстро покончить с этим неприятным делом. Он не хотел бежать от ответственности, он не знал, как поступить, и торопливо перебирал в мозгу возможные способы разрешения ситуации. Расплатившись и завершив приветственный ритуал, понес подносы с едой к столику.
Ели молча, иногда задавая друг другу вопросы, и осторожно присматриваясь. Видел Николай: сидит перед ним выросший без него старший сын – настойчивый, по всей видимости, парень, и с сумасшедшинкой, как его мать. Взял и приехал, познакомиться с отцом решил.
– Может, по сто грамм за знакомство? – предложил он.
Алексей от выпивки отказался, сославшись, что на поезд ему скоро.
– Ну, ты как хочешь, а я пропущу стаканчик.
Он снова пошел к раздаточной стойке, долго спорил с Марусей, поскольку час был явно не для выпивона, сумел убедить ее, полагая, что иначе с возникшими обстоятельствами не справится. Вернулся со стаканом водки. Выпил и почувствовал некоторое облегчение. «Вообще, что страшного произошло? – пронеслось в голове. – Сын приехал, познакомиться хочет. Мать ему обо мне хорошие слова сказала. Права Алла Дмитриевна: он сыну обязательно поможет. Надо только понять, в чем тот нуждается».
– Так, говоришь, учишься? – задал Николай вопрос, который, надеялся, прояснит положение. – И долго учиться будешь?
– Еще год остался. Да вы не волнуйтесь, я на стройке подрабатываю.
– А девушка есть у тебя? Жениться не собираешься? – выпалил и подумал: «Что за глупый вопрос? Какое это имеет значение – женится он или нет. Главное, надо понять, простит ли он. Да за что прощать?».
– Жениться пока не хочу…
– Знаешь что? – прервал Николай. – Поедем сейчас ко мне! Я тебя с моими познакомлю. У тебя ведь сестра с братом имеются – Людка и Генка. Хорошие, ты понимаешь, ребята. Они поймут. И жена моя – она тоже поймет, она добрая.
Он решительно встал, схватил сына за руку, тот, поднявшись, руки отцовской не убрал, но твердо сказал:
– Не сейчас. Ты, отец, успокойся. Я в другой раз приеду, и обязательно к вам зайду. Мне сегодня надо было узнать, как ты меня встретишь.
– Узнал? Хорошо я тебя встречу! Я о тебе всегда думал. Не забывал. Ты прости, брат, что не искал тебя. Так вышло.
Николай говорил и говорил, пытаясь словами укрыться от вины своей отцовской. Да ведь это правда: думал, переживал, боялся и не знал, как поступить. Теперь же все встало на место. Теперь он понимает: надо было давно с сыном встретиться. И сейчас он может исправить свою ошибку. Нюра-то – не цербер какой, столько раз его прощала. Разве не простит? Долгие годы их совместной жизни убеждают: обязательно простит. И от этой мысли приобрел он уверенность, вылившуюся в слова, обращенные к сыну:
– Едем домой. Ты же – сын мой!
– Нет, отец, я должен ехать в Ярославль. Там меня тоже ждут. Но я приеду к тебе, сессию сдам и на каникулы к тебе на производственную практику приеду. Возьмешь в бригаду?
– О чем разговор? – обрадовался Николай, будто нашел, наконец, решение проблемы: сын приедет, устроится здесь на работу, и обучит его отец всем тайнам своей профессии. «Эх, Генка, не хочешь, и не надо, – думал он, – есть у меня, кому передать свой опыт».
Так решив, отправились отец с сыном на вокзал. Поезд подошел за пять минут до отхода. Крепко обнялись на прощание, затем Алексей вскочил на ступеньку тронувшегося поезда. Тут только Николай всем нутром своим почувствовал, что уезжает от него близкий, родной человек, и надо бы его немедленно вернуть, домой привезти и сказать своим: «Вот мой старший!». А поезд набирал ход, и одно лишь успел Николай крикнуть: «Приезжай, Леха, приезжай обязательно». Колеса стучали, и сквозь этот стук послышалось ему, будто сын крикнул: «Я приеду, отец, обязательно. Ты жди!».
Медленно шел Николай по уснувшему городу и размышлял о жизни своей. Зачем уехал он из села? Что его сюда поманило? Почему сам не отыскал сына? Почему не сознался Нюре? Испугался? Не поверил, что сможет она его понять? Вернулся он домой поздно, когда все уже спали. «И хорошо, – подумал, – не будут спрашивать, где был. Я сегодня ответить не могу. Но завтра обязательно расскажу».
Ночью приснилась ему Алла Дмитриевна: стояла на краю пропасти и звала к себе. Протянул он к ней руки, и не дотянулся. Рассмеялась она, крикнула: «Иди сюда, Коленька!». И пропала, растаяла, словно и не было. Потом мать пришла, погладила по голове, поцеловала в лоб и, грустно вздохнув, произнесла: «Эх, Коленька, сыночек мой!».
К утру захватила его сильнейшая боль: в тисках голова оказалась, и тиски эти сжимались до невозможности. Не мог встать, руки и ноги не двигались, тело подниматься не желало. Переполошились все в доме. Нюра не отходила, глядя на мужа испуганными глазами. Люда стояла посреди комнаты, не зная, что делать. Генка побежал за врачами. «Прости меня, Нюра», – пытался сказать Николай жене, но губы чуть двигались, а потом и вовсе стали каменными.
Постепенно уплывал Николай из комнаты, все слабее и слабее видя, что вокруг происходит. Вдруг провалился в темноту жгучую. Попытался выбраться из нее, временами сознавая, что везут его по больничному коридору, затем уложили на жесткую кровать. Голоса незнакомые слышал. Кто-то сказал: «Умирает он». Подумалось: «Кто умирает? Я? Не может быть!». И опять мгла все заполонила.
Когда приходил в себя, чувствовал: голова болит, тело окаменело, лежать неудобно. Хотел попросить помощи, да не смог. Видел жену плачущую, дочь растерянную. Их бы поддержать, успокоить, но опять тьма укутывала. Вдруг сквозь темноту прорвалась яркая вспышка, похожая на ту, что поразила Николая в давние годы. Только эта вспышка незлой была и превратилась в приятный свет, от которого лилось тепло и спокойствие. Открылся какой-то длинный коридор, и Николай двинулся навстречу неизвестному. Опомнился: не простился с женой и детьми, не рассказал им об Алексее. Хотел вернуться, да дороги назад не было.
