Подбежавшие мальчики встряхнулись, обдав нас холодными брызгами.
Как это мы раньше не остереглись!.. Вернее, не вспомнили!.. Венсан, набрав полный рот воды, помчался за Лолой, которая с воплями удирала прямо через поле, обильно засеивая его на бегу пуговицами с платья.
Я в темпе собрала наши шмотки и поскакала за ними следом, оглашая близлежащие кусты криками «брысь!», «прочь!» и угрожающе выставив вперед «рожки» из указательного пальца и мизинца.
Изыди, Сатана!
Потом Венсан показал нам свои личные апартаменты на хоздворе.
Весьма скромные.
Он вытащил вниз кровать со второго этажа замка, где было слишком жарко, и обустроил себе жилище в конюшнях. Как бы случайно выбрав для него стойло Красавчика.
Между Полькой и Ураганом…
Он разоделся точно английский лорд. Безупречно начищенные туфли. Безупречно белый костюм с заниженной талией, в стиле 70-х. Шелковая бледно-розовая рубашка с острыми уголками воротника, такими длинными, что они доходили до подмышек. На любом другом этот прикид выглядел бы по-дурацки, на нем же он смотрелся великолепно.
Он пошел к себе за гитарой. Симон вытащил из багажника Каринин свадебный подарок, и мы спустились в деревню.
Вечерний свет был чудо как хорош. Сельская местность в охряных, бронзовых и тускло-золотых тонах отдыхала от долгого жаркого дня. Венсан призвал нас обернуться, чтобы взглянуть издали на его донжон.
Потрясающе!
- Вот вы смеетесь…
- Вовсе нет, вовсе нет, - заверила его Лола, неизменно стремившаяся к Мировой гармонии.
А Симон затянул:
- О мой заааамок, ты самый прекрасный из заааамков…
Симон пел, Венсан смеялся, Лола улыбалась. Мы шагали вчетвером, все вместе, посреди шоссе, расплавленного дневным солнцем и ведущего к маленькой деревушке на берегу Эндра.
Воздух был напоен запахами горячего асфальта, мяты и скошенной травы. Коровы глядели на нас с восхищением, а птицы летели следом, к праздничному столу.
Короткие мгновения сладкого покоя.
Мы с Лолой снова обрядились - она в шляпу, я в сари.
Казалось бы, зачем? Но свадьба есть свадьба.
По крайней мере, именно так мы рассуждали, пока не прибыли по назначению…
Мы вошли в празднично разукрашенный спортзал, где стояла удушливая жара, смешанная с неистребимым запахом пота и грязных носков. Татами были сложены стопкой в углу, а новобрачная сидела под баскетбольной корзиной. Вид у нее был такой, будто она еще не вполне «въехала» в ситуацию.
Стол с яствами, достойными пиров Астерикса, местное вино и музыка на полную катушку.
Толстая дама, вся в пышных оборках, бросилась навстречу нашему младшему:
- Ах, вот и он! Добро пожаловать, сынок, добро пожаловать! Заходите, заходите, гости дорогие! Ох, до чего же они все красивые! А эта… господи, какая худенькая, бедняжка! Неужто в Париже так плохо кормят? Садитесь сюда, детки, и угощайтесь! Ешьте как следует. На столе всего вдоволь. Скажите Жерару, пусть нальет вам вина. Жерар! Ну-ка живо сюда, парень!
Венсан никак не мог уклониться от ее поцелуев, а я смотрела и сравнивала. Какой контраст между сердечностью этой незнакомой женщины и учтивым презрением моих старых тетушек сегодня утром. А может, и это глюки?
- Мы хотели бы поздравить новобрачную…
- Вот-вот, идите, поздравьте и заодно поищите там Жерара… Если он уже не нализался и не лежит под столом, негодник эдакий!
- Слушай, а что там у тебя за подарок? - спросила я Симона.
- Да я и сам не знаю.
Мы по очереди расцеловали новобрачную.
Молодой муж, красный как рак, очумело таращился на подарок, который извлекла из бумаги его жена, - шикарное блюдо для сыров, купленное Кариной, - из плексигласа, овальное, с ручками в виде виноградных лоз и виноградными листьями на дне.
В его взгляде читалось сомнение.
Мы сели в конце стола, где нас приняли с распростертыми объятиями двое дядьков, уже довольно много принявших на грудь.
- Же-рар! Же-рар! Же-рар! Эй, малыши! А ну-ка несите сюда угощение для наших друзей! Жерар! Ну куда он запропастился, мать твою!
Наконец появился виночерпий Жерар со своей бутылью, и празднество началось.
Покончив с маседуаном под майонезом (в раковинах святого Якова), бараниной с жареной картошкой (также под майонезом), козьим сыром (произносится «кузьим») и бело-розовым меренговым тортом (съеденным почти дочиста), гости потеснились, освобождая место для Ги Макру и его замечательного оркестра.
Мы сидели довольные, разомлевшие. Справа от нас новобрачная открыла бал, закружившись в вальсе со своим папашей под аккордеонного Штрауса, слева наши дядьки завели ожесточенную перепалку по поводу нового «кирпича», повешенного над булочной Пидуна.
Все это было прелесть как колоритно.
Нет, более чем колоритно, а главное, менее чопорно - это было смачно!
Ги Макру чем-то походил на Дарио Морено.
Тоненькие подкрашенные усики, сверкающий жилет, дорогие цацки и бархатный голос.
При первых же звуках аккордеона все рванули на танцпол.
«Эй, зовите трубача, мы станцуем ча-ча-ча!
Агааа! Ну-ка, скидывай сабо, мы отпляшем вам мамбо!
Огооо!»
- Давайте сюда! Все вместе! Ля-ля-ля-ля-ля… Ля-ля-ля-ля-ля…
- Я ничего не слышу! ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ… ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ…
- Глянь туда, в конец зала! Старушки-то как разошлись! А ну-ка девушки, хором, вместе с нами!
Пам-парарарам-пам-парарарам!
Мы с Лолой отплясывали как бесноватые; мне даже пришлось подтянуть юбку повыше, чтоб не сбиваться с ритма.
Братья, как всегда, не танцевали. Венсан окучивал какую-то девицу с молочно-белой грудью в обширном декольте, а Симон слушал воспоминания соседа-дедка, который рассказывал ему о том, как боролся с филлоксерой, поразившей его виноград.
Затем раздался традиционный клич «Подвязка! Подвязка! Подвязка!», в сопровождении столь же традиционных, грубовато-соленых непристойностей. Новобрачную водрузили на стол для пинг-понга… ну а дальнейшее лучше опустить. Хотя, может, я чересчур стыдлива…
Я вышла на воздух. Мне уже слегка не хватало Парижа.
Лола скоро присоединилась ко мне for ze moonlight[40] сигаретку.
За ней неотступно следовал какой-то тип довольно липкого вида (весьма волосатый и лоснящийся от пота), непременно желавший повторить свое приглашение на танец.
