Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
— Ни одна из них того не стоит.
— Ну, не тебе говорить, не мне слушать, — проворчал Кузьма. — Помню я, что ты из-за Настьки творил.
— Так, морэ, мне двадцать лет было… — растерялся Илья.
— А мне, когда Данка ушла, — семнадцать. Да не об том разговор… — Кузьма, поморщившись, потер кулаком лоб. — Господи, похмелиться, что ли?
— Похмелялся уж, — не оборачиваясь, бросила Варька.
Кузьма искоса взглянул на нее и отвернулся к стене. Через минуту глухо сказал:
— Говоришь — ни одна из них того не стоит? Да нет, морэ, такая — стоит. Я ее девчонкой сопливой взял, и она уже тогда, в пятнадцать лет, красавицей была. И ведь хорошо могли бы жить. Вот душой клянусь — до сих пор не пойму, почему она убежала!
Илья уже знал и чувствовал, что ничем хорошим этот разговор не кончится. А Кузьме, казалось, было все равно, слушают его или нет.
— Наши ругались, говорили — за большой деньгой повелась… Шут ее знает, может, и верно. Хотя и я на нее не жалел, в золоте ходила, в шелку… Наши-то после того, как Данка сбежала, и здороваться с ней перестали, на улице встретят — на другой тротуар переходят, вот как. А я… мне… Да бог ты мой, я у «Яра» все ночи просиживал, чтобы только посмотреть на нее! — вдруг вырвалось у Кузьмы с исступлением.
Илья уже привстал было, чтобы уйти, не выдумывая причины, но Варька от окна сделала ему отчаянный знак, и он опустился на место.
— Только взглянуть! Как будто она не жена моя! Как будто не цыганка, а царица небесная! Каждую ночь смотрел, как она с господами в тройки садится… Выть хотелось, а я смотрел, потому что… — Кузьма махнул рукой, смешался и хрипло закончил: — Потому что будь она неладна, эта жизнь…
Илья молча смотрел в стену.
— А сейчас и этого нет. Сейчас она — барыня. В Крестовоздвиженском живет, своим домом. Про меня, знамо дело, и не думает. У «Яра» сколько раз нос к носу сталкивались — мимо проходила. И ведь в самом деле не узнавала, не притворялась! Посмотрит, как на голое место, и дальше себе идет, стерва такая! С Навроцким этим шестой год живет, чтоб его…
— Замуж за гаджа вышла? — удивился Илья.
— Нет, так живет. Нужна она ему — замуж… Он ведь, лепешка кобылья, подошвы ее не стоит! Картежник, шулер, вся Москва его знает, в долгах с головы до ног. Как подумаю об этом — в глазах темно! Вот, ей-богу, напьюсь как-нибудь и убью…
— Данку?
— Навроцкого… Ее — нет. Ее не смогу. Раньше хотел, но…. — На скулах Кузьмы задергались комки. — Если бы она с ним хоть хорошо жила, Илья! Да ведь ему деньги ее нужны, золотишко, больше ничего! Все про это знают, и она тоже, а вот поди ж ты…
— Так, может, и слава богу, морэ, а? — осторожно сказал Илья. — Бросит он ее, она и…
— Что, думаешь, ко мне вернется? — Кузьма хрипло рассмеялся, не поднимая глаз. — И что увидит? Вот это, на что ты сейчас смотришь? Да не смотришь даже, отворачиваешься, чтоб не стошнило… А вы ведь с Варькой знали, морэ… — Голос Кузьмы вдруг потяжелел. — Ты ведь про нее все знал, верно? Вы же почти родня, кочевали вместе. Мне уж потом цыгане рассказали, что никакая она не вдова была, а просто потаскуха, ее муж сразу после свадьбы вышвырнул. Ты ведь знал?
— Откуда, рехнулся ты, что ли?! — не сдержавшись, заорал Илья. — Я же еще до ее свадьбы из Москвы уехал! И потом носа моего тут не было!
— Пусть так… а сестра вот твоя знала. У нее на глазах все было. Могла бы и сказать по-родственному. Глядишь, по-другому бы жизнь моя сложилась. — Впервые за весь разговор Кузьма повернулся к Илье. Нехорошо, жестко усмехнулся. — Я понимаю… Вы, конечно, таборные, концы друг у друга хороните, но… могла бы и сказать твоя сестра.
Илья молчал.
— Так что, Илья, думай себе что хочешь, но не тебе меня судить. Вроде ничем ты меня не лучше — а повезло в жизни кругом. За жену твою весь хор девок отдать не жалко. Детей твоих еще не видал, но, говорят, хорошие. А раз так… Сытый голодного не разумеет.
Кузьма поднялся, вышел. Хлопнула дверь в сенях. Илья сидел на нарах, глядя в пол. Сзади к нему подошла Варька.
— Ты… ты, пожалуйста, не сердись на него, — сдавленно проговорила она, и Илья понял, что сестра плачет. — Стыдно ему, а показать не хочет, вот и кидается на людей. На меня вон утром тоже орал…
— Угу… А ты ему сопли вытирала, вместо того чтоб по морде надавать. Видел я.
— Да брось… Он о тебе сколько раз вспоминал, все ждал, что встретитесь, а ты его вон каким вчера увидел… Думаешь, ему сейчас хорошо? Не сердись, Илья.
— Много чести, — мрачно сказал Илья, отворачиваясь к окну. — Ну надо ж так… Столько лет, дэвлалэ! Из-за курвы! И прав Кузьма, между прочим! Рассказала бы ты ему тогда, кто она, Данка-то, авось не случилось бы ничего. Кого пожалела, дура?!
Всхлипнув, Варька зарыдала в голос. Растерявшись, Илья тронул было ее за плечо, но она, не поворачиваясь, обеими руками отмахнулась от него. Пожав плечами, Илья встал и вышел в сени.
У открытой двери на улицу стояли Кузьма и Митро. Последний что-то тихо и зло говорил, стуча кулаком по дверному косяку. Кузьма молча смотрел себе под ноги. Наконец Митро сплюнул, обнял упирающегося Кузьму за плечи и потащил его на залитый солнцем двор. Дверь за цыганами захлопнулась, и в доме снова воцарилась звенящая утренняя тишина.
* * *
Вечером должны были ехать в ресторан. Целый день Илья наблюдал за сборами жены и дочери. Настя подгоняла на себя и Дашку городские платья, которых не носила бог знает сколько лет, укладывала дочери прическу, хваталась то за иглу, то за шкатулку с украшениями, то за гитару, и в глазах ее мелькал давно забытый блеск, коего Илья уже и не думал вновь увидеть у жены. Дашке, казалось, было все равно, хотя материю нового платья она ощупывала с интересом. В комнату то и дело вбегала Маргитка, лезла помогать Насте, тараторила о последних фасонах, размахивала модным журналом, завистливо щелкала языком, глядя на распущенные Дашкины волосы. Изредка Илья ловил на себе ее пристальный взгляд. Казалось, девчонка хочет о чем-то спросить. Но, едва заметив, что Илья смотрит на нее, Маргитка быстро отворачивалась и продолжала трещать о модах.
В девятом часу вечера все собрались внизу, в большом зале. Илья сидел на диване, настраивал гитару, следил за входящими цыганами и цыганками. Маргитка явилась последней, сбежав по лестнице со второго этажа.
— Мама! Где моя шаль с кистями?! — завопила она на весь дом.
Поймав взгляд Ильи, осеклась, нахмурила густые, как у мужчины, брови. А он не сразу сумел отвести глаза, пораженный ее нарядом. Семнадцать лет назад хоровые цыганки одевались на выступление в ресторан по-русски, в шелковые и атласные платья, поверх которых накидывали цветные шали, волосы укладывали в высокие прически, украшали себя жемчужными ожерельями до пояса, дорогими брошами. А Маргитка сейчас стояла на ступеньке лестницы, одетая как таборная цыганка-болгарка. Сшитая из легкого шелка длинная красная юбка с оборкой, кофта с широкими рукавами, какие Илья видел в котлярских таборах. В косы вплетены мелкие монетки, а на шее — мониста. Такого, однако, не было и у котляров: Илья знал, что мониста могли носить только замужние женщины.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
