Он присел в изножье кровати и погрузился в глубокое раздумье.
– Но почему ты так решила?
– Из-за твоего поцелуя.
Боже правый, она еще никогда не выплескивала столько правды с самого своего появления в Лондоне.
Айдан О'Донахью вытаскивал из нее честные признания, он явно располагал какой-то особой силой, такой, что заставила ее рассказать все, что у нее на уме и на сердце тоже.
Айдан не шелохнулся, но стал еще мрачнее.
Идиотка, ругала себя Пиппа. Теперь он ждет не дождется, как бы ему избавиться от нее.
– Забудьте, что я вам говорила, – попросила она, выжимая из себя смех. – Какой-то поцелуй ведь не клятва на крови или что-то в этом роде. Воистину, ваша значимость, нам следует забыть об этом…
– Я из Ирландии, – беззлобно оборвал ее Айдан, и голос его звучал более мелодично, чем когда-либо ранее. – Ирландец никогда не целуется просто так.
– Но… – Девушка посмотрела на его освещенное пламенем лицо, и у нее перехватило дыхание. Ей пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не броситься к нему, не предложить ему сорвать с нее рубашку и сделать с ней то, что он хочет.
– Пиппа? – Да?
– Продолжай. Прежде чем ты пришла в Лондон, где ты жила? Чем занималась?
Простые вопросы вызвали из памяти картины прошлого. Она закрыла глаза и стала вглядываться в свое прошлое. Долгий путь в Лондон. Она давно сбилась со счета, в скольких бродячих труппах работала. Везде ее встречали без особого энтузиазма, но потом, после нескольких представлений с шутками и жонглированием, уже не хотели отпускать. Она никогда не задерживалась надолго. Обычно она исчезала по ночам. Частенько оставив кого-нибудь из мужчин распростертым на земле в полубессознательном состоянии со сломанной челюстью или с разбитым носом.
– Пиппа? – напомнил ей Айдан.
Девушка открыла глаза. Каждый раз, когда она смотрела на него, он становился для нее все красивее и красивее. Наверное, то были таинственные ирландские чары. Стоило ей взглянуть на него, как она теряла способность сопротивляться.
Пиппа с тоской дотронулась до своих стриженых волос. Вот если бы она быта красивой! Красивой и любимой. Чтобы ему хотелось обнимать и ласкать ее.
– Я медленно добиралась до Лондона, – произнесла она. – Всю дорогу выступала с пародиями и жонглировала. Бывали моменты – голодала или мерзла от холода, но не жаловалась. Так уж получилось, но мне все время хотелось добраться до Лондона.
– Найти свою семью?
Как он догадался? Он словно читал ее мысли.
– Да. Хоть и знала, что это практически невозможно, но иногда… – Она прервала рассказ, смутившись.
– Продолжай, – прошептал ирландец. – Что ты хотела сказать?
– Только то, что иногда сердце просит невозможного.
Айдан встал, обошел кровать, взял ее за подбородок и, приподняв голову, заглянул ей прямо в глаза.
– Иногда сердце получает то, что просит.
– Меб бы с вами согласилась. – Девушка робко улыбнулась в ответ.
– Меб?
– Меб меня вырастила. Она жила в Амбер-Сайд на Орнси-Стренд. Та земля никому не принадлежала, вот она и поселилась там. Просто взяла и начала там жить. Так она рассказывала. Меб была из простых, но это все, что у меня было.
– Как же ты попала к ней?
– Она меня нашла. – Тоскливое чувство охватило Пиппу. Как просто она добровольно сдалась этому великану ирландцу, хотя всю жизнь отказывалась говорить правду о себе. – Если ей верить, я лежала на берегу, крепко держась за бочонок с сельдью. Огромный лурчер, пес, помесь шотландской овчарки с борзой, лежал рядом. Я была еще крохой. Меб говорила, что двух-трех лет, не больше.
Как вспышка молнии мелькнуло яркое воспоминание. Она вздрогнула от неожиданности.
– Девочка? С тобой все в порядке? – насторожился Айдан.
Она заткнула уши руками, стараясь отогнать воспоминания о надвигающемся ужасе.
– Нет, оставьте меня! – закричала она. – Пожалуйста! Я больше ничего не помню!
Отпуская ирландские ругательства, Айдан О'Донахью, лорд Кастелросс, схватил ее в охапку и дал ей выплакаться у себя на плече.
– Веди себя так, словно ничего не произошло, – прошипел Донал Ог.
На следующий день он, Яго и Айдан стояли на конюшенном дворе братства крестоносцев. Конюхов у Айдана было предостаточно, но его любимым занятием было рано утром, когда все еще спят, почистить скребницей свою любимую громадную лошадь.
Горемыка Яго поеживался от прохлады раннего утра. Он не любил холодную погоду и безнадежно пытался доказать всем, какой благодатный климат на его родине, утверждая, что на Карибах никогда не бывает снега и мороза, а в теплом море можно плавать хоть весь год.
Отрешенно похлопывая по сильной шее Гранин, Айдан всматривался в лица кузена и Яго. Какую внушительную пару они составляли: один черный, другой белый, оба плечистые, рослые, могучие, как прибрежные утесы.
– Ничего и не произошло, – сказал Айдан, наклоняясь за скребницей. И тут только заметил, что Донал Ог прячет в руке какую-то бумагу. – Это что?
Донал Ог огляделся. Конюшенный двор был пуст. Заросли кустарника отделяли конюшенный двор от кухонного палисадника главного дома и стеклодувен братства крестоносцев. Через просветы в кустарнике были видны хорошо выметенные дорожки между рядами лекарственных растений и пряных трав, украшенных каплями прошедшего ночью дождя.
– Сам почитай.
Донал Ог передал листок Айдану.
– Но, ради всех святых, не реагируй слишком бурно. Кругом шпионы Волсингема.
Айдан оглянулся на дом:
– Надеюсь, что нет.
Донал Ог и Яго переглянулись и ухмыльнулись.
– Это вопрос времени, амиго, – произнес Яго.
Уши Айдана запылали.
– Это не то, о чем вы подумали, – тщетно попытался он обороняться. – Мне казалось, я вправе рассчитывать на большее понимание со стороны вас обоих.
Мужчины перестали улыбаться.
– Как тебе угодно, кузен, – согласился Донал Ог. – Мы крайне далеки от того, чтобы подозревать тебя в домогательствах по отношению к твоей малютке гостье.
– А-а-а-а.
Нежный женский голос выводил трели где-то вдали. Все трое перевели взгляд на дом за высокой живой изгородью. Открыв дверь, ведущую в верхнюю залу, Пиппа вышла понежиться на утреннем солнце.
Бумага хрустнула в сжатом кулаке Айдана. Больше никто не издал ни звука. Все трое застыли, словно окаменели. Девушка стояла на верхней ступени в одной рубашке. Пиппа явно не предполагала, что ее кто-то может увидеть в столь ранний час. Она дышала глубоко, словно впитывала в себя утренний воздух, чистый после дождя. Взъерошенные после сна волосы отливали золотом в лучах утреннего солнца. Хотя Айдан целовал ее только раз, он помнил ее мягкие, словно лепестки роз, губы.
