После венчания все будет по-другому. Хватит ли у ее мужа ума не слишком давить на нее? Поживем — увидим.
Отец встретил дочь известием, что мать прибывает этим же вечером. Женевьева беспокоилась, что свадебное платье, возможно, придется подгонять по фигуре дочери, а для этого нужно некоторое время. Предстоящее возвращение жены несколько оживило сухие черты лица профессора. И Эрика с удивлением поняла, что отец волнуется. Неужели он до сих пор не равнодушен к собственной жене? Тогда почему не настаивает на том, чтобы она жила с ним в Кенсингтоне? Эрика вообще не понимала, почему ее родители расстались, но не разводятся. Допустим, отец все еще любит мать, а она? Интересно, что ответит мать, если напрямик спросить ее об этом?
Наслаждаясь последними спокойными минутами в доме отца, Эрика поужинала с ним в столовой за украшенным цветами столом. А затем появилась мадам Лефевр-Хартвуд, мгновенно поставившая все верх ногами. Профессор после скупого супружеского поцелуя был моментально отправлен рассчитываться с таксистом. Холл оказался заставленным множеством чемоданов. А сама Женевьева потребовала кофе и бутерброды, капризно пожаловавшись на отвратительную еду в самолете. Экономка сбилась с ног, пытаясь угодить хозяйке.
Эрика с любопытством наблюдала за матерью. И та занервничала, чувствуя на себе ее пристальный взгляд. Повзрослевшая дочь казалась ей почти чужой и незнакомой.
Чтобы избавиться от неприятного ощущения, Женевьева поспешила открыть чемоданы. И Эрика послушно ахнула при виде подвенечного платья, хотя без примерки было трудно представить, как будет смотреться на ней этот ворох кружевной пены. Она мысленно усмехнулась, когда Женевьева продемонстрировала собственный наряд, приличествующий, по ее мнению, матери невесты. Эрике показалось, что в нем мать способна затмить собственную дочь, но ничего не сказала.
Было уже довольно поздно, и она категорически отказалась примерить платье и посмотреть остальные подарки. Откровенно зевающая Эрика даже не соблазнилась футляром для драгоценностей, который показала ей мать, и отправилась спать, поцеловав родителей на ночь.
Утром она с живым интересом услышала от словоохотливой экономки, что родители провели ночь в одной спальне. Помолодевший и повеселевший отец за завтраком обращался к жене не иначе, как «моя дорогая». А Женевьева, встречаясь взглядом с дочерью, каждый раз отводила глаза. После завтрака отец, как обычно, отправился в университет, а мать и дочь расположились в спальне. Раздевшись до белья, Эрика сунула ноги в белые атласные туфельки, осторожно надела роскошное подвенечное платье и повернулась к матери спиной. Та помогла ей застегнуть длинный ряд мелких пуговичек, обтянутых тканью.
— Вроде бы неплохо, — придирчиво разглядывая себя в зеркале, сказала Эрика.
— Это фигура у тебя неплохая, а платье просто изумительное. Его даже не нужно подгонять по тебе. И длина в самый раз, если ты пойдешь в этих туфлях.
— В этих, в каких же еще? А что у меня будет на голове? Что сейчас носят французские модницы? Фату или какое-нибудь воронье гнездо?
Оскорбленная до глубины души Женевьева едва не шлепнула дочь. Но сдержалась, вовремя вспомнив о стоимости платья, которому могла повредить ее тяжелая рука.
— Можно подумать, тебе все равно, как ты будешь выглядеть! Или это жениху все равно? — съехидничала она.
— Ладно, извини. Мне очень нравится мое свадебное платье. Нет, в самом деле, я в восторге от него! Спасибо. — Эрика чмокнула мать в щеку. — Просто я очень устала ждать. А еще нужно выдержать венчание. Ты не знаешь, сколько времени оно длится?
— Как мне помнится, бесконечно долго. Но твой отец был на редкость нежен и внимателен. Я видела и слышала только его одного, — мечтательно произнесла Женевьева. — Мы так любили друг друга!
— И куда же подевалась ваша любовь? — поинтересовалась дочь. Она завела руки за спину, пытаясь самостоятельно расстегнуть пуговицы. Это удалось ей только отчасти. От досады Эрика даже топнула ногой. — Почему вы живете порознь, но не разводитесь? Я бы очень хотела это знать. Почему у меня давно уже нет нормальной семьи?
— Вот уж не думала, что тебя это беспокоит. Мне казалось, это только наше с ним дело, — сказала слегка озадаченная Женевьева. — Видишь ли, вскоре после свадьбы выяснилось, что мы не подумали об очень важных вещах. Твой отец не хотел оставлять Лондон, а я — Париж. Отсюда и все остальное. Живем в разных городах, даже в разных странах, но до сих пор любим друг друга. Не представляю себе нашего развода. И я уверена, что твой отец тоже так думает.
— Интересные вещи я узнаю о семейной жизни накануне собственной свадьбы, — задумчиво протянула Эрика. — Поневоле задумаешься, стоит ли вообще выходить замуж.
— Все не так уж плохо, дорогая. В последнее время я все чаще подумываю о том, чтобы продать парижские бутики и открыть нечто подобное в Лондоне. Это решило бы наши проблемы. Только не говори ничего отцу, — предупредила Женевьева. — Вдруг я так и не решусь на это.
— Ах, мама, мама!
Эрика обняла мать, подумав, что в жизни ее родителей все могло бы быть иначе, не прояви они упрямства и согласись в свое время на компромисс. Жаль, что только теперь до матери начинало доходить, насколько человеку нужна семья. Но хорошо уже то, что эгоистичная француженка сама готова была идти на жертвы ради мужа, не дожидаясь, пока он сделает первый шаг.
В последнее время Эрика хотела, чтобы все вокруг были счастливы. Она всерьез опасалась, что иначе будет испытывать угрызения совести, получив в безраздельное владение лучшего мужчину на свете и зная, что остальным в этой жизни повезло гораздо меньше, чем ей.
— Я увижу твоего жениха до венчания? — спросила Женевьева, расстегивая пуговички, до которых не смогла дотянуться Эрика. — Твой отец просто в восторге от Дастина.
— Не знаю, скорее всего, нет. У него столько забот, что я обрадуюсь, если он хотя бы позвонит мне.
— Ты его любишь? — спросила мать и испытующе посмотрела на дочь.
— Очень! — с жаром ответила Эрика, прижимая руки к груди.
— Ну, про его чувства я не спрашиваю. Что еще может заставить богатого красивого мужчину жениться, как не любовь! О беременности ведь речи не идет, — рассудительно сказала мать, снимая соринку, приставшую к подолу белоснежного платья.
Эрика была рада, что может перевести дух. Ей не хотелось лгать матери, а пришлось бы это делать, вздумай та продолжить расспросы. Интересно, одобрила бы она поведение дочери или нет?
Женевьева же была рада, что сумела без примерки выбрать для дочери лучший подвенечный наряд. Она помогла Эрике снять платье и повесила его в шкаф, аккуратно расправив все складки. Атласные туфельки заняли место рядом. Затем мать попросила Эрику принести из родительской спальни коричневый кожаный чемодан.
Увидев огромный чемодан вблизи, дочь засомневалась, сможет ли поднять его, но с удивлением обнаружила, что он гораздо легче, чем кажется на первый взгляд. Чемодан был битком набит женским нижним бельем. Все это предназначалось невесте. Эрика перебирала кружевные и атласные бюстгальтеры, микроскопические трусики и почти прозрачные одеяния, которые язык не поворачивался назвать ночными сорочками. Она представила себя в этих соблазнительных вещичках, и щеки ее заалели.
