— Что ж, — Сэм ласково улыбнулся, — тогда я смогу закончить дела.
Ким взяла свои вещи — сумочку и туфли, которые скинула, как только вошла в номер, и собралась пойти к себе принять душ, когда Сэм поднял глаза от бумаг.
— А я свожу тебя с ума?
— Да, — кивнула Ким, а про себя повторила: «О да!»
Он смотрел на нее так, будто ждал продолжения, но она была не готова ответить на его молчаливый вопрос.
— Каким же образом? — Сэм отложил документы, готовясь слушать.
— Ты молчишь. — Ким уронила туфли и сумочку. — Не выражаешь свои чувства, не сообщаешь мне, о чем думаешь, что чувствуешь. — Ким нахмурилась. — Я говорю как требовательная жена, да? — (Он кивнул.) — Ладно! Так как мы не женаты, это не имеет ни малейшего значения. Ты и не должен выдавать мне все свои сокровенные чувства. — Она со вздохом упала в кресло. — Но ты знаешь, мне нравится, когда люди открыты, когда они делятся своими переживаниями. Ясно, чего от них ожидать, и не приходится гадать на кофейной гуще.
— Как твой клоун на ступеньках: «Мое сердце разбито! Ты — моя жизнь!»
— Это нечестно! Он больной!
Но Сэма не убедила ее аргументация.
— А как насчет твоего «почти мужа»? Он любит тебя и хочет, чтобы ты вернулась к нему. Разве он — пример разумного поведения?
— Ну, знаешь! Я не видела Джека около восьми лет. Даже не сообразила, что это он. Кроме того, он был моей ошибкой. Я не скрывала, что плохо выбираю мужчин.
— Но эти двое выражали все свои чувства, и тебе ясно, о чем они думают.
— Это так. Именно поэтому я поняла, что делаю ошибку с Джеком, и порвала с ним. — Ким торжествующе взглянула на Сэма, довольная своей безупречной логикой. Он рассмеялся. — Почему ты вечно надо мной смеешься?
— Я не над тобой смеюсь. Это не насмешка. Просто ты меня забавляешь, смешишь.
— Вот это да! — сказала она. — Значит, я развлекаю тебя. Я что, должна чувствовать себя польщенной?
— Не преследовал цели польстить тебе, — ровно произнес Сэм. — Просто именно так обстоят дела.
— Что ж, это очень… досадно, когда ты смеешься. Я же не знаю, что ты при этом думаешь.
— «Досадно»? Какое странное слово.
— Вчера вечером прочитала его в одном английском романе, вот и решила опробовать. И не смейся!
Но Сэм все же опять рассмеялся.
— Так мой смех тебе досаждает?
— Да, мне всегда кажется, что ты сознательно наблюдаешь за мной, ну, словно я объект научного эксперимента.
— Нет, не научного, а семейного. И мне кажется захватывающим жить с тобой: смотреть, как ты работаешь, слушать, как рассказываешь мне о всех перипетиях дня. — Его глаза лучились юмором и еще чем-то, пока непонятным для нее.
Ким вскочила — надо уходить, нельзя позволить себе утонуть в этих глазах, погрузиться в те чувства, что он будит в ней, томиться страстным желанием понять, что скрывает он внутри, какую тайну прячет от нее… Да она, конечно, поняла уже: в нем горит страсть — неумолимым, жарким пламенем. И это пугает ее до смерти, в конце концов, обжечься или сгореть — малопривлекательная перспектива.
— Уходишь? — спросил он невинным тоном. — Я раздосадовал тебя?
Притворившись, что не слышит, она устремилась в свою комнату.
— Ким, я тут думал о том, что ты сказала мне несколько дней назад, — проговорил Сэм однажды вечером.
— И что же это?
Мало ли что она ему говорила, — обычное, впрочем, дело для того, кто много болтает. Ей часто трудно припомнить свои речи час назад, не то что несколько дней. Каждый день Ким давала себе слово больше молчать — и забывала: начинала пересказывать свои дневные приключения и открытия со всеми подробностями.
Они с Сэмом только что вернулись с ужина, устроенного одним гаванским бизнесменом и его женой. Сидели рядом на диване, изучая каталог мебели — Ким взяла его на одной из мебельных фабрик, которые объехала за сегодняшний день. Немного неловко сидеть так близко к нему и притворяться, что внимательно изучаешь картинки со столами и стульями.
— Мы говорили о том, чтобы разделять друг с другом самые сокровенные чувства. И что ты не знаешь, о чем я думаю.
— Ах, да… — Теперь она вспомнила!
Сэм закрыл каталог и отложил на кофейный столик.
— Так расскажи мне, что ты чувствуешь, самые сокровенные мысли! — попросил он, откидываясь на спинку дивана и в ожидании глядя на нее.
— Но ведь тебе неинтересно. Играешь со мной, как всегда.
Ей потребовалось немало усилий, чтобы голос звучал спокойно и беззаботно. Он взял ее за руку и придвинулся ближе.
— Нет, очень интересно.
— Ладно, — согласилась Ким, пытаясь не обращать внимания на то, что творили с ее телом прикосновения его руки, тон голоса… Ей сейчас нужна холодная голова и спокойное сердце. — О чем именно ты хочешь узнать? О политике, о последних событиях на бирже, о том, что вырубают леса Амазонки?
Глаза его поймали ее взгляд — на мгновение воцарилась тишина.
— Как насчет нас с тобой, Ким?
— Нас с тобой?
— Да, тебя и меня. Расскажи о том, что тебя более всего заботит в наших отношениях.
Теперь рассмеялась она.
— Мы проводим абсурдный семейный эксперимент, разве не так?
Он погладил ее руку.
— Довольно честно. А что ты в глубине души думаешь обо мне?
Сердце ее забилось в смятении, тоненький внутренний голосок подсказывал: «Он хочет это услышать — так скажи ему все!»
Ким освободила руку из его ладоней и глубоко вздохнула.
— Хорошо, скажу. Очень четко помню, что чувствовала к тебе одиннадцать лет назад, все свои глупые девчоночьи страдания, — она заставила себя поднять голову и взглянуть ему прямо в глаза. — Когда я снова увидела тебя в Нью-Йорке, воспоминания захлестнули меня, и… — она сделала паузу, — и сейчас я, кажется, не могу избавиться от этих чувств, воспоминаний. Они не нужны мне, но не отпускают меня. Неразумно до сих пор чувствовать все это. Меня… влечет к тебе, не понимаю почему.
— Да-а… не каждому мужчине понравилось бы такое услышать.
Его голос был очень сух, но пальцы все еще играли с ее волосами. Он сидит к ней так близко… Она чувствует тепло его тела, вдыхает его мужской запах — и в любую минуту может потерять над собой контроль, хоть и старается оставаться спокойной. Пусть Сэм не думает, что стоит ему дотронуться до нее — и она растает как воск.
Ким улыбнулась сияющей улыбкой, бросила беспечно:
— Ох, твое «эго» и не такое переживет. Ты ведь сам хотел знать мои чувства — вот они.
Его рука продвинулась выше и теперь ласкала ее ухо.
