Оливия подошла к двери в студию и остановилась. В руках она судорожно сжимала кипу эскизов, прикрываясь ими как щитом. Очень хрупким щитом, надо сказать, — всего лишь бумага с набросанными на ней фигурами в нижнем белье. Было половина пятого, и большинство сотрудников уже улизнули с работы в надежде выбраться из города до начала пробок. Но все равно кто-то мог заметить, как она стоит с идиотским видом, не решаясь войти. По правде говоря, Оливия и чувствовала себя идиоткой.
Хотя они виделись с Джастином каждый день, до сих пор ей удавалось избежать общения наедине…
Какое ребячество! Уже среда, а они так и не обсудили предстоящие съемки, а также новый каталог ко Дню отца.
Значит, весь следующий вторник Оливии придется провести в спальне вместе с Джастином. Ну и что? Она же профессионал.
Высоко подняв голову, Оливия вошла внутрь.
— Эй, есть тут кто? — спросила она.
Раздался какой-то звук, потом Джастин откликнулся:
— Подождите секунду. Я почти закончил.
Студия была просторной комнатой, визуально разделенной на несколько отделов. Один напоминал рабочий кабинет — здесь обычно сидел Фред. Тут был письменный стол с компьютером, телефоном и одним креслом. Затем шло рабочее пространство с большим столом, за которым сейчас стоял Джастин. А дальше располагалось место для съемок. Вдоль стены тянулись шкафы с кучей папок, журналов и фотоальбомов. На столе Оливия заметила снимки из каталога с различными моделями, демонстрирующими один и тот же лифчик.
На просторном столе уместилось оборудование для фотосъемки, и Джастин как раз занимался фотографированием разноцветного кружева на светлосером фоне — на снимке он получится белым. Подойдя ближе, Оливия узнала кружево — это были трусики из серии «Плавные изгибы».
Оливия остановилась у стола Фреда — на безопасном расстоянии от Джастина.
— Если ты занят, я могу зайти попозже, — предложила она.
Джастин повернулся и одарил ее своей ослепительной улыбкой:
— Торопишься сбежать?
— Нет, просто не хочу тебе мешать.
— Я почти закончил. — Он выключил настольную лампу и подошел к девушке. — Присаживайся, — предложил Джастин.
В офисе было только одно кресло. В другом конце комнаты у стены стояла кушетка, но присесть на нее вместе было бы неразумно.
— Я лучше постою, — ответила Оливия.
— Извини за скудный интерьер. Мне обещали найти мебель, но пока не успели, — добавил Джастин.
Впервые за прошедшие после съемок дни они оказались наедине друг с другом.
На улице уже темнело, и Джастин включил свет в студии. Сегодня он не воспользовался одеколоном, и Оливия тут же ощутила его пряный мужской аромат. Этот мужчина будоражил сразу все пять ее органов чувств. Его аромат опьянял, низкий голос завораживал, а его внешность… Оливии так и хотелось прикоснуться к нему…
— Я понимаю, — пробормотала Оливия, чтобы не молчать. — У меня самой нет дивана. Не в кабинете, нет, там бы он не поместился, он ведь такой маленький… Кабинет я имею в виду, — нервно пробормотала Оливия. — У меня дома нет дивана. То есть у меня был раньше диван. У моей соседки по квартире, но…
Оливия уронила эскизы на стол и закрыла лицо руками. Щеки ее пылали.
— Почему ты меня не остановил?
— Как? — улыбнулся Джастин.
Оливия предпочла не отвечать.
— Из-за тебя я веду себя как идиотка. И это меня чертовски раздражает.
— А если я скажу, что ты вовсе не идиотка, это поможет? — спросил Джастин.
По крайней мере, он над ней не смеется. Скорее, даже сочувствует. В голосе Джастина Оливия уловила ту же теплоту, с какой он сказал Стиву, что она не пьет кофе. Незначительная деталь, но за все месяцы, проведенные с ней, кофеголик Шон так и не запомнил, что она не пьет кофе.
Проблема ее отношений с Шоном была не только в том, что он смотрел на других женщин, а в том, что он умудрялся не видеть ее, Оливию. Джастин же заставлял ее чувствовать себя особенной, единственной женщиной на свете. Но, к сожалению, Джастину не нужны серьезные отношения.
Оливия какое-то время молчала, и Джастин пытался угадать, о чем она думает. Он сам весь день думал только о ней.
Он размышлял о ней по дороге на работу. И во время собрания он тоже думал о ней. Из-за этих мыслей ему было трудно уловить суть дискуссии о предстоящем показе коллекции. Кажется, его попросили сделать снимки, но точно он не запомнил. Придется потом спросить у Дианы. А раскладывая после обеда кружевные штучки для съемки, он невольно воображал Оливию в этих соблазнительных предметах туалета. А еще лучше, без них…
Вряд ли Оливия сейчас думает о том же.
— Что я могу сделать для тебя, Лив?
Или с тобой? — добавил про себя Джастин.
— Для начала не называй меня так.
— Хорошо, извини, — ответил Джастин. — Мы недостаточно близки, чтобы называть друг друга уменьшительными именами, так? — в его голосе прозвучала ирония.
Оливия расхохоталась.
— Дело не в этом. Просто я ненавижу, когда меня называют «Лив». Я уже устала напоминать об этом Стиву, и теперь все меня называют так.
Джастин испытал огромное облегчение.
— Хорошо, что сказала. Я всегда считал, что «Лив» тебе не идет.
— Нет? — переспросила Оливия.
— «Оливия» намного лучше, музыкальнее.
— Музыкальнее?
Джастин заметил, что Оливия невольно наклонилась ближе. Он остро ощущал каждый миллиметр расстояния между ними. Как легко было бы сейчас погрузить пальцы в шелк ее черных волос, вдохнуть ее цветочный аромат, уложить на стол и продолжить то, что они начали в гостиничном лифте.
Джастин протянул руку и погладил девушку по щеке.
— Чувственнее, поэтичнее.
Глаза ее широко распахнулись.
— Я вовсе не музыкальна, — пробормотала она ошеломленно.
Джастин рассмеялся.
— А как насчет чувственности? Ты знаешь, что ты очень красивая женщина?
Оливия застыла.
— Ты что, психоаналитик?
— Вовсе нет, — ответил Джастин.
— Может, это говорит твой братский инстинкт, но…
— Оливия, чувства, которые я к тебе испытываю, далеки от братских. Разве я не ясно дал это понять тогда, в лифте?
Два ярких пятна вспыхнули у нее на щеках.
— Предельно ясно. Но ведь это был импульсивный поступок.
Импульсивный? Что ж, посмотрим.
— Ты не можешь отрицать, что нас влечет друг к другу. И наш поцелуй не был ни случайностью, ни импульсивным поступком.
