— А разве похоже, что я шучу? — спросил главный. — Послушайте, если вы не избавитесь от всех этих людей, мы не можем заняться полом.
— Вы можете мне дать, ну хоть пятнадцать минут? Тут по соседству есть закусочная. Выпейте там кофе вместе с вашей бригадой. Скажите леди за прилавком, ее зовут Пейшенс, чтобы записала все на мой счет.
Главный рассеянно почесал лысеющую макушку.
— Хорошо, но только пятнадцать минут.
— Спасибо,
Кэсси постаралась как можно быстрее закончить прическу миссис Парсонс. Она как раз провожала последнюю клиентку, когда на пороге салона снова появились рабочие, а следом за ними Бо.
— Леди, я вас предупреждал! — Главный свирепо взглянул на мужчину.
— Мы должны уйти! — Кэсси чуть ли не силой вытащила Бо за дверь.
— Что, здание горит? — с ухмылкой спросил он.
— Э… нет. Им надо заняться полом, но они не начнут, пока в салоне кто-то есть.
— А-а, понял, — Бо взял Кэсси за руку. — Значит, тебе пришлось закрыться? Что собираешься делать остаток дня?
— Не знаю, — растерянно произнесла Кэсси, потом улыбнулась. — Я свободна! — сказала она, внезапно осознав, что у нее сто лет не было выходных.
— Кэсси?..
— Да?
— Сегодня среда, и мой кабинет тоже закрыт.
— И?
— И давай представим, что мы прогуливаем.
— Эй, я в отличие от тебя никогда не прогуливала. У меня нет опыта в подобных делах. Но если ты пойдешь первым, я последую за тобой.
— По-моему, похоже на план.
— Дневной сеанс? — скептически спросила Кэсси несколько минут спустя, когда Бо припарковал свою машину на стоянке перед кинотеатром. — Ты шутишь?
Он широко улыбнулся.
— Я никогда не шучу, когда речь идет о кино, — он быстро поцеловал Кэсси, мысли и пульс которой немедленно пришли в смятение. — Я страстный любитель кино, Кэсси. Страстный. У нас примерно полчаса до начала фильма. Думаю, мы возьмем пару хот-догов, попкорн…
— С двойным маслом? — с надеждой спросила она.
Мужчина кивнул.
— Конечно. Колу, фанту и, может, даже коробку или две конфет.
— Бо, я ходила в кино днем, только когда была маленькой. — Кэсси вздохнула. — Кейти и я, мы росли вместе. Мы были скорее как родные сестры, а не как двоюродные. Каждое субботнее утро мы занимались работой по дому, а в одиннадцать шли в астрологический салон, чтобы получить у наших мам карманные деньги. Далее мы отправлялись в закусочную, а потом — в кино. В течение недели мы экономили достаточно денег, чтобы хватило на попкорн и изюм в шоколаде… — Кэсси рассмеялась. — Это было замечательно!
— Похоже, да. Я даже завидую тебе.
— Только не говори, что никогда не ходил в кино в субботу днем, когда был подростком.
— Никогда.
— Но почему? — удивленно спросила молодая женщина.
Бо выглянул в окно, потом снова посмотрел на Кэсси.
— Помнишь, я тебе говорил, что в детстве меня дразнили? — Она кивнула, и он продолжил: — Казалось, сверстники не хотели жить со мной на одной планете, что уж тут говорить о дневном сеансе в кино…
— О, я уверена, все было не так!
— О, но это было так, Кэсс! Я был толстым, носил дурацкие очки, получал высшие оценки по всем предметам и жил с моим эксцентричным дядей в страшном старом большом особняке недалеко от города… — Бо невесело рассмеялся. — Этого более чем достаточно, чтобы сделаться школьным парией и мишенью для шуток.
Кэсси погладила Бо по щеке.
— Мне жаль, действительно жаль. Как ужасно ты, наверное, себя чувствовал… Поэтому тебе так важно, чтобы других детей не дразнили и не издевались над ними? Поэтому тебя так интересует эта тема?
— Да, наверное. А знаешь, что особенно печально? Тот, кто в детстве дразнил слабых и издевался над ними, едва ли вспомнит об этом, став взрослыми. Иное дело — объект насмешек. Тот, кого травили, может, обретя силу и власть, стать агрессивным и очень опасным — как для себя самого, так и для окружающих. Не научившись доверять другим и уважать себя, такой человек, как правило, не чувствует себя полноценным членом общества. И если ему вовремя не помочь, его затаенные обиды и гнев, возможно, выльются в нечто разрушительное… — Бо покачал головой. — Меня оставляли в покое только летом, во время каникул.
— А дядя Джаспер… Он ничего не мог сделать?
— Я никогда не рассказывал ему о своих переживаниях, Кэсс. Все родители полагают, что их дети — самые лучшие, что они должны нравиться всем, что их примут и они будут пользоваться популярностью. Дети это чувствуют и не хотят разочаровывать своих родителей. Им кажется, если они все расскажут взрослым, это только усугубит проблему. И обычно так и происходит, ведь взрослые часто действуют неправильно. Я не мог рассказать о своих проблемах дяде Джасперу, потому что знал: он расстроится и станет винить самого себя. Кроме того, некоторые родители не принимают всерьез жалобы своего ребенка. Они говорят им: «Не обращай внимания», но, поверь, это нелегко.
— Я даже не могу себе представить, чтобы какой-нибудь родитель так поступил. — Кэсси помнила, в какой пришла ужас, когда Софи сказала, что ее дразнят в школе.
— Поскольку я много лет изучал эту проблему, теперь я понимаю причину, по которой одни дети мучают других. Но в то время я не знал, почему это происходит со мной.
— О Бо… — Кэсси коснулась его щеки. — Мне действительно жаль.
— Но мне повезло, Кэсс, очень повезло.
— Как это?
— Дядя Джаспер всегда говорил мне, чтобы я никогда не беспокоился о том, что обо мне думают или говорят другие. Что важно только мое собственное мнение.
— И это тебе помогло? — нахмурившись, спросила Кэсси.
— Несомненно. В дальнейшем, что бы ни говорили и ни делали дети, на самом деле это никогда сильно не вредило моему представлению о самом себе.
— Бо, как ты думаешь, почему дядя Джаспер так хорошо понимал тебя?
— Я думаю, из-за того, что и он, и мой папа были эмигрантами и обоих считали немного эксцентричными. Дядя Джаспер знал: я тоже могу столкнуться с тем же проблемами — меня станут называть «странным» или «эксцентричным». И, думаю, он хотел, чтобы я понял: важнее всего то, каким ты являешься на самом деле, а не то, что о тебе подумают. Главное, чтобы тебе не было стыдно за свои поступки. И потом, ничто не длится вечно, Кэсс. Когда мне исполнилось девятнадцать лет, случилось чудо, и обстоятельства внезапно изменились.
— И что же случилось с тобой в девятнадцать лет?
— Когда я поступил в колледж, я стал членом команды по легкой атлетике и потерял почти
пятьдесят фунтов. Поскольку я не мог бегать в очках, мне понадобились контактные линзы.
