Очень кстати грянула музыка – ребята с гитарами и барабанами настроили свою аппаратуру и врубили песню про Элис, которая «красиво одевается, красиво говорит и знает в совершенстве латинский алфавит». Оставив за столиком тех, кто смыслил в латинском алфавите не меньше, чем Элис, я потащила Влада танцевать. Отплясывала так, что пол ходил ходуном, а краем глаза видела, что Катя с Игорем сидят как пришитые, угрюмо и молча, будто шестикрылый серафим уже разобрался с их языками, и косятся на нас с Владом как-то затравленно.
С азартом, какого свет не видывал, я выдавала все, на что была способна, чтобы очаровать Игоря хотя бы своими танцевальными талантами, раз уж вариант с вызыванием ревности буксовал. Не зря же я в средних классах посещала кружок бальных танцев, где нахваталась эффектных приемчиков из самбы и румбы, ча-ча-ча и пасадобля. И теперь демонстрировала их во всей красе, вместо того чтобы переминаться с ноги на ногу, однообразно покачиваться и размахивать руками как придется, подобно окружавшим меня горе-танцорам. Которые даже зааплодировали мне, а Влад сообщил, что я его удивила, когда отгремела «Элис» и мы направились к своему столику. Я так усердствовала во время танца, что вся взмокла. И, рухнув на стул, объявила, что не встану с него в течение ближайших пятнадцати минут.
И тут уже Влад удивил меня: пригласил потанцевать сестру, как только музыканты перевели дух и врубили медленную композицию. Решил, что мне в самом деле нужно отдохнуть, смекнула я, а заодно немножко развлечь Катю, – просто так, ради приличия, – ведь она сидела как в воду опущенная. И ему это удалось! Сестра заулыбалась и разговорилась, когда они с Владом затесались в толпу парочек, изображавших то, что принято называть «медленным танцем». Прежде она танцы не уважала, но сегодня, похоже, во всем решила следовать моему примеру. Игорь тоже, наверное, относился к ним скептически – судя по тому, что не стал приглашать сестру на «Элис». Но я раскаивалась, что ляпнула про свою усталость. Вдруг бы ему в голову взбрело пригласить меня на медленный танец, раз уж мой кавалер танцует с его девушкой? Так просто, ради приличия?.. Я украдкой на него взглянула. Вид у него был ушибленный. Плечи опущены, глаза безнадежные. Страдает, что его девушка танцует с другим?.. М-да, рассчитывать, что он позовет меня танцевать, не стоило. Особенно после моих несуразных рассуждений о брюнетах, молчунах и Джомолунгме. Может, самой его пригласить? Я порывалась подняться с места, набирала воздуха, чтобы заговорить… но не могла произнести нужных слов – горло перехватывало, будто его стискивала чья-то невидимая рука, а стул примагнитил меня намертво. Я сидела как парализованная и мучилась.
Спас меня праздничного вида дядечка, пировавший за соседним столиком. Поправив галстук, он приблизился ко мне с ослепительной улыбкой и учтиво осведомился, обращаясь к Игорю, не будет ли тот против, если он пригласит его даму на танец. Не дожидаясь, пока Игорь ответит, что я вовсе не «его дама», я резво вскочила со стула, который чуть не грохнулся, и мы с дядечкой присоединились к толпе танцующих. Он был слегка навеселе и говорил мне глупые комплименты, от которых уши вянут и сворачиваются в трубочку, но я все равно смотрела на него с благодарностью и мысленно призывала на его лысеющую голову благословение небес – за то, что он окрестил меня «дамой» Игоря. О, если бы это было правдой!..
«Медляк» закончился, и я, легкая, как беспечный ангел, порхнула обратно к нашему столику. Я не сомневалась, что свечусь как лампочка на сто ватт! Ни в сказке сказать, ни пером описать, как меня воодушевило, что кто-то в мире считает меня девушкой Игоря, пусть и ошибочно!.. Уж не знаю, что воодушевило Влада с Катей, но и они вернулись к столику оживленными, щебечущими, как весенние пташки; даже Игорь перестал смотреть в пол и присоединился к общему разговору. Можно подумать, все, что прежде находилось не там, где нужно, этот «медляк» расставил по местам. Причем буквально: после него мы расселись за столиком по-новому. В начале вечера я сидела напротив Игоря, а теперь оказалась с ним бок о бок. И на радостях заказала себе безалкогольный глинтвейн. Ждать его пришлось минут двадцать – посетители по случаю субботы прибывали как морская вода в час прилива, и официанты сбивались с ног. К тому моменту, когда я наконец заполучила тонкостенный бокал на толстой ножке, наполненный рубиновой жидкостью с кусочками оранжевых и желтых фруктов, ресторанчик заполнился под завязку.
Музыканты взяли тайм-аут; вокруг нас жужжало, как в улье. Люди громко смеялись и звонко чокались, и мне вздумалось произнести тост. Подняв бокал, я придумывала, что бы такое изречь, желательно оригинальное и неожиданное. И тут действительно случилось кое-что неожиданное. Тому самому лысеющему дядечке, что пировал неподалеку от нас, приспичило пробираться к выходу между столиков. За время, прошедшее после танцев, его состояние ухудшилось: он раскраснелся, пошатывался и с трудом рассчитывал движения. Животом выдающихся размеров он так мощно пихнул спинку моего стула, что я врезалась ребрами в край стола, а бокалом заехала Игорю в лицо. К счастью, не в глаз, а в бровь. Но бокал, к несчастью, разлетелся вдребезги, его содержимое живописно разбрызгалось по светлой рубашке и брюкам.
– Ай! – вскрикнули мы с сестрой в один голос.
Игорь растерянно стряхивал с себя дольки апельсина и яблока. На левой брови, рассеченной наискось, выступила кровь.
Влад грозно поднялся с места, намереваясь разобраться с виновником столь вопиющего безобразия, но тот неумолимо продвигался к выходу и не слышал, что его окликают. Катя звала на помощь «кого-нибудь», кто хотя бы соберет осколки и вытрет пол и стол, а я сосредоточила внимание на пострадавшей брови. Дула на ранку, заботливо прикладывала к ней салфетку, промокая кровь, с тревогой заглядывала Игорю в глаза и чувствовала себя героической сестрой милосердия на поле боя, которая готова спасать тяжелораненых ценой собственной жизни. Игорь уверял, что ему совершенно не больно и что испорченные брюки и рубашка его нисколечко не волнуют. Глаза его заблестели, он выпрямился и приободрился, словно произошло что-то приятное. А я вновь благословляла подвыпившего посетителя ресторана за то, что предоставил мне возможность суетиться вокруг Игоря, сочувственно притрагиваться к его руке и близко смотреть ему в глаза…
Виновник всей этой кутерьмы тем временем проталкивался назад к своему месту.
– Пусть хотя бы за бокал заплатит! – произнес Влад повышенным тоном, чтобы привлечь внимание дядечки.
– Да бог с ним, я сам заплачу, – махнул рукой Игорь, улыбаясь. – Он уже дошел до кондиции. Ничего не понимает, не замечает…
Но тут дядечка как раз заметил облитого и раненого Игоря. Пребывая в блаженном неведении, что это дело его рук, он остановился как вкопанный и уставился на нас. Он вообразил, что произошла пьяная драка, потому что выговорил, икая:
– Не стоит злоупотреблять, – ик! – крепкими напитками, молодые люди, – ик! Девушек надо делить, – ик! – мирно.
Кое-как протиснулся мимо нас к компании за своим столиком и принялся шарить в недрах пиджака, висевшего на спинке стула. С третьего раза попал рукой во внутренний карман, откуда извлек тюбик с шарообразной завинчивающейся крышечкой. И размашистым жестом через мою голову вручил его Игорю:
