Именно так все и было. Просыпаясь, я ничего не помнила, был секс, не было – какая разница? Теперь у меня есть все – деньги, свобода и тайная любовь, как в романах. Я стала гораздо свободней внутренне, даже отец отметил, что ему легче со мной общаться, я на все соглашаюсь. И что бы я ни делала, я делала с удовольствием, ведь два раза в неделю передо мной раскрывается дверь «порша» – и я, как Буратино, отправляюсь в страну сказки. С Игорем мы пробовали все новые штуки, он научил меня смешивать напитки и таблетки, объяснил правильную дозировку. Все прекрасно работало!
А что мы вытворяли в постели! Маски, наручники, хлысты, любые приколы. Я уже подумывала, что не хочу больше танцевать в клубе, с Игорем драйв куда круче! В клубе стало скучно и безлико, тусклый серый шест, одно и то же, никакого кайфа.
Однажды я спросила у Игоря, откуда взялось мнение, что героинщики погибают через семь-восемь месяцев, если всерьез подсаживаются на иглу. Он ответил – убедительным голосом, просто и ясно. Он сказал, что есть много идиотов, которые ошибаются в дозах. Главное, соблюдать осторожность. И следовать его инструкциям, так он сказал. Я следую.
Даже странно, что все так просто. И такая легкость во всем теле, в мыслях! Я летаю наяву! Почему же многие умирают? Нелепо умирают, страшно. И виноваты сами?!
Я иногда задумываюсь, но тут же вспоминаются слова Игоря: «Есть так много идиотов, которые ошибаются в дозах!»
* * *
Дальше пустые страницы, две оставшиеся тетрадки Алексей пролистал, но читать не смог. Отдельные слова, обрывки фраз, Эва описывает забавы на хорошо освещенной вилле, кое-где рисунки, она ведь очень неплохо рисует, это наследственное. То есть она рисовала. Эва. Алексея мутило уже часов пять, после некоторых строк начинались спазмы, он едва успевал подавить. Но один из рисунков вызвал у него такой сильный приступ тошноты, его вырвало наконец прямо на стеклянный стол. Стащил с себя майку, кое-как вытер лицо, потом стол, скрутил майку в узел и попытался забросить в мусорное ведро. Получилось. И снова ничком на диван, стараясь не двигаться, любое движение вызывало новые спазмы.
Под утро Алексею приснилась стриптизерша в серпантиновой маске-бабочке, без юбки, но с ниткой жемчуга на шее, в отлично скроенном пиджаке, с папкой документов под мышкой. Она обращалась к почтенной публике и говорила очень убедительным голосом, вскочив на адвокатский стол в зале заседаний суда и отвратительно вихляя бедрами.
Пробудился он внезапно, в желудке ноющая боль, только теперь он в ужасе вспомнил о кокаиновой понюшке «для бодрости». На выходе из Эвиной квартиры о подвохе не думал, но записки дочери ошеломили – да это чувство вины ему душу наизнанку выворачивает, сердце мутит, а не живот. Само собой, кругом виноват, непростая история. С осложнениями, кое с кем рассчитаться надо, но экшен пока отложим. Тошнота усиливалась. Надо Володе-доктору звонить, срочно, пусть разберется, если еще не поздно. «Вова, да что хочешь говори пациентам, часа за два управимся. И капельницу прихвати. Ну, ладно, я медицину не изучал, извини».
«Скорая» примчалась быстро, Володя – профессионал, не ванная комната, а комната пыток, и массажный стол задействовали, и два молчаливых санитара ассистировали, в час пятнадцать минут уложились. Экспресс-анализ крови показал нормальную картину, вполне.
– Алексей, что ты такое в пищу употребил, не знаю, но любопытно мне. Лучше пробы сделать, в лаборатории у меня порядок, не волнуйся. Исследуем тщательно, не торопясь. На цене не отразится, результаты обязуюсь не разглашать.
– Тут не обо мне речь. Делай, нет вопросов. Но как можно скорей, лады?
– Поднимайся плавно, – Володя осторожно поддерживал затылок спасенного, – голова может закружиться. И воды побольше пей, дня три-четыре. Алкоголь противопоказан.
– Водка – прекрасный стерилизатор, ты сколько раз говорил! – Алексей шарит в треклятой сумке, знакомый пузырек нащупал не сразу.
Володя достал из чемоданчика миниатюрный пакетик, осторожно надорвал упаковку и застыл в ожидании. Руки в перчатках, всыпал несколько крупинок:
– Иди, положи стекляшечку на место, а впредь советую без перчаток не касаться. И тщательно руки вымой, лучше с мылом, а не с водкой. Она в данном случае не поможет.
– Думаешь, так серьезно?
– Правила личной безопасности для взаимодействия с токсичными веществами изучал? Нет? А я их назубок помню. Есть подозрение – надо соблюдать. Что узнаю – доложу. Береги себя.
– Володя, вчера Эва умерла. Сердечный приступ.
Взгляд у доктора ошалевший, но только на миг.
Что-то собрался воскликнуть, но сдержался, опыт. Снова невозмутим.
– Мои глубокие соболезнования. Ты держись. Кстати, транквилизатор могу тебе выдать, у меня с собой. – И после паузы, тихонько: – Леха, ты пузыречки дома хранишь?
– И пузыречки тоже. – Краешек рта у Алексея едва заметно дернулся, от мрачной усмешки лицо на миг исказилось, сделалось страшным. – Пригодятся. Видишь, тебе для исследований понадобились.
– Тебе бы выспаться не мешало. Таблетки принимай, я оставлю.
– Спасибо, Володя. Вычищенный тобой организм замусоривать не хочу. Некогда мне спать, дел по горло. Да и сны нехорошие, насмотрелся. В общем, я тебе все позже объясню, лады?
Володя постоял немного, глядя в пол, будто трещину в плитке увидел. Молча повернулся, ушел; штативы и склянки санитары упаковали, машина сигналит, пора.
* * *
Дочкины тетради Алексей больше не открывал, носил с собой, но перечитывать не тянуло. О каком Игоре Степановиче шла речь, он понял почти сразу. «Порш», вилла, солидность, любовь к таинственному. От транквилизаторов, пожалуй, зря отказался, при одной мысли, что извращенец Артур, давний конкурент и враг № 1, прикасался к Эве, что искривленный похотливой гримасой рот целовал его сказочную принцессу, что сухие длинные пальцы елозили по ее груди, что… Стоп, эмоции позже, сейчас не время.
Похороны будут организованы по высшему разряду, сомнений в том, что придется подвергнуть тело кремации, нет. Иначе подвергнут эксгумации, кто гарантирован? И его усилия полетят прахом. Пусть лучше тело превратится в пепел, господи, пошлость какая.
Он с силой покрутил шеей из стороны в сторону, будто ослабляя удавку галстука, хотя никаких галстуков не носил. Не думать об этом! Еще один такой каламбур, и Володю он вызвать не успеет, люди в белых халатах возьмутся за него всерьез. А у него вдобавок полная сумка всякой херни.
Алексей сдвинул картину на стене, вбросил сумку в сейф. Подальше от чужих глаз, сейф у него особый, швейцарское качество. Если убрать картину – посторонним взглядом не определить, стена без швов. Картина написана им самим, фрагмент небоскреба – зеленоватое стекло сплошь, по левому краю голубые и кроваво-красные линии, две из них напоминают театральные маски. Отдаленно.
Композиция безукоризненная, цвета подобраны, ненавязчивая деталь интерьера. Эту работу он любил и вне интерьера, его лучшие годы, еще до развода. Две жизни у него – «до развода» и «после». Ведь так верил, что поступает правильно! Стоп, стоп, не время.
