— Останься со мной, — прошептал он, целуя мою нижнюю губу. — Отдай себя мне, я так хочу этого. Чтобы ты была моей, только моей. Твое гибкое тело, твое упрямство, твои губы… м-м-м… как вкусно, — он прикусил мне губу, совсем чуть-чуть, не больно, но чувствительно, и тут же впился в полную силу, захватив весь мой рот с жадной яростью голодного зверя. Я откинула голову назад и открылась его языку, позволив проникнуть глубоко внутрь и отдавая свои губы ему на растерзание. Легкие уколы его щетины заставляли меня вздрагивать, но я не отстранялась, желая куда больше того, что он делал, и ужасаясь собственным желаниям. Он еще едва прикасался ко мне, а я уже представляла нас обнаженными, видела нашу схватку, изнеможение и бесстыдство.
— Бери меня, я твоя, — прошептала я, желая, чтобы этот пожар внутри моего тела никогда не заканчивался. Андре отстранился, посмотрев на мое обезумевшее лицо, и его глаза хищно сверкнули.
— Надо убираться отсюда, — пробормотал он, помогая мне подняться. Ноги едва держали, я споткнулась и чуть не упала, но Андре поддержал меня, и мы оба рассмеялись, как два заговорщика. Держа меня за руку, он повел меня из библиотеки обратно в галерею, из которой мы через противоположный выход попали на залитый уходящим вечерним солнцем балкон.
— А как же мама? — вдруг вспомнила я. Она, наверное, с ума сходит. Хотя нет, не так. С ума сошла я.
— Ей вызовут машину, не волнуйся, — заверил меня Андре, спускаясь по увитой виноградом лестнице. Я сорвала ягоду и сунула ее себе в рот. Виноградина была большой, темно-фиолетовой и имела необычный сладкий вкус. Изабелла? Сквозь зелень листьев мне был виден весь сад за домом, с дорожками, цветами и гуляющими там людьми. Роскошный вид, от которого совсем не хочется отрываться. Как воришки, мы пробрались за кустами к выходу на улицу. Андре не отпускал меня, и, чтобы успевать за ним, мне пришлось сбросить свои ужасные туфли и нести их в руках. Выбравшись наружу через маленькую калитку, мы расхохотались, и Андре поцеловал меня, взяв лицо обеими ладонями. Он сиял так, словно к нему явился Дед Мороз и подарил долгожданную игрушку — прямо посреди лета. Андре поймал такси и долго объяснял водителю, куда нас следует отвезти, а водитель продолжал переспрашивать, повторяя одно и то же название, кажется, это был Форт Обервилье. Я удивилась.
— Мы едем не к тебе?
— Ко мне? Не сегодня. Доверься мне, — сказал он. — Я покажу тебе другой Париж. Ты удивишься.
— Думаешь, получится удивить меня еще больше? — ухмыльнулась я, но Андре только загадочно кивнул водителю. Тот покорно повез нас в указанное место, видимо, смущенный нашей русской речью, так контрастировавшей с обликом Андре. Я бросила босоножки на пол и подтянула ноги на сиденье. Ступни были в пыли и царапинах от мелкой гальки. Кто вообще придумал присыпать дорожки галькой? Что делать женщинам на шпильках в таком месте? Неудивительно, что Золушка потеряла во дворце свою туфельку. Бьюсь об заклад, что там тоже была эта чертова галька.
— Ты позволишь мне завязать тебе глаза? — спросил Андре, снимая с моей шеи шелковый платок. Он сказал это тихо, низким голосом, полным скрытого напряжения, и я тут же откликнулась на его призыв, мгновенно ощутив горячую волну между ног. Сжав бедра — жест, который мне не удалось скрыть от внимательных темных глаз моего любовника — я кивнула и невольно вдохнула полной грудью. Тогда он, нежно свернув платок в длинный жгут, аккуратно повязал его мне на глаза, лишив возможности смотреть. Но я чувствовала его рядом, его рука лежала чуть выше колена, поверх юбки, и он легонько сжал пальцы.
— Ты боишься, что я могу сбежать? Поэтому завязал мне глаза?
— Если жизнь чему и научила меня, так это тому, что ты можешь сбежать в любую минуту. Прямо сейчас я прикидываю, где бы мне раздобыть побольше веревок, чтобы связать тебя и заткнуть тебе рот. Я вижу тебя такой — без малейшего шанса на сопротивление. Полностью моей. Ты хочешь этого? Ты бы позволила мне?
— Я не знаю. Я вообще не уверена, что в состоянии запретить тебе хоть что-то, — пробормотала я, а в награду Андре вдруг просунул под юбку руку. Я знала, что краснею, и успокаивала себя только тем, что от водительского места мы отгорожены мутной пластиковой стенкой, сквозь которую почти ничего не видно.
— Ого, да ты обжигаешь, Даша. Ты горяча, как камни на пляжах в Ницце.
— Никогда не была там, — усмехнулась я.
— Я обязательно свожу тебя. Мы поедем на Лазурный берег, и я оттрахаю тебя прямо на пляже.
— Нас арестуют.
— Очень может быть. И напишут в газетах, — шептал он, а его пальцы настойчиво пробирались вверх по внутренней стороне моих сжатых бедер, хотя я сопротивлялась изо всех сил.
— Не такая уж ты и звезда, — фыркнула я, и тут же почувствовала пальцы Андре на своих губах. Они пахли мной, моим телом. Тонкий знакомый запах, слишком интимный, чтобы ощущать его вот так, в такси.
— Ты всегда находишь, что ответить, не так ли? — прошептал Андре мне на ухо. — Впрочем, я знаю, чем заткнуть твой ротик. Видишь ли, мы так много всего с тобой еще даже не пробовали. Но глаза я тебе завязал не из-за этого.
— Нет? — удивилась я, прислушиваясь к ощущениям, которые появлялись в теле в ответ на его слова — чарующую смесь скрытых сексуальных обещаний-угроз, обычных комментариев и интригующих загадок.
— Мы почти приехали, — сообщил Андре. Я сидела, прислушиваясь к гулу улиц. Где-то вдалеке визжала сирена, машины сигналили, и мы то разгонялись, то останавливались на светофорах. Сквозь чуть приоткрытое окно до меня доносились звуки — чья-то речь, смесь французского и еще какого-то языка. Арабский? Андре попросил шофера остановиться на углу, сердце застучало сильнее, и мне стало страшно, еще никогда я не чувствовала себя такой беззащитной, как в тот момент, когда выходила из такси на неизвестной улице, стоя посреди многоголосой толпы с повязкой на глазах. Теплый вечер сошел на Париж, и даже сквозь повязку я видела, что уже стемнело. Должно быть, мы оказались в достаточно отдаленном районе, так как ехали мы довольно долго, не меньше получаса.
— Уже можно снять повязку? — спросила я, и Андре взял меня за руку.
— Осторожнее. Нужно пройти еще немного. Поверь, это того стоит.
— Что — это? — переспросила я с раздражением, чувствуя себя совершенно нелепо. Но Андре, ничего не ответив, потянул меня за собой, и я покорно пошла за ним. Мы остановились буквально через пару минут, Андре взял меня за плечи, развернул и обнял сзади, прижав к себе.
— Теперь можешь, — сказал он, и я резко сдернула повязку.
Я изумленно огляделась, не веря своим глазам. Словно одолев время и пространство, Андре перенес меня в московский район, хорошо знакомый, совершенно наш — спальный район, такой, как мое Бибирево. Девяти- и двенадцатиэтажные дома, чуть облупившаяся краска, привычный хлам на балконах. Местами разбитый асфальт. Крики детей, играющих в футбол в дворовой коробке. Если пойти направо, наверняка выйдешь на Алтуфьевское шоссе. Я слышала его шум, чувствовала горячий жар застрявших у перекрестка машин.
