Атос и Маша нередко проводили вечера в ресторанах, но чаще – в небольших кафешках с национальными кухнями. Ей нравилось все это пробовать. И всегда они были только вдвоем. Сегодня же впервые гуляла ВСЯ банда. И лишь сев за стол, точнее за два сдвинутых столика, Маша из обширной речи Атоса узнала, что, собственно, послужило поводом для этого праздника.
– Итак, господа, – начал Атос, – вчера, еще не зная исхода сегодняшней операции, я взял на себя смелость заказать места в этом прекрасном зале. Потому что я верил в счастливый исход. Потому что удача продолжает сопутствовать нам. И я не ошибся. Все вы уже знаете, сколько мужества и сил потребовалось нашей Марусе, чтобы это случилось. И сегодня общий счет финансовых поступлений в кассу нашей фирмы достиг МИЛЛИОНА ДОЛЛАРОВ!
Присутствующие нестройно, но с энтузиазмом прокричали «Ура!» и зааплодировали. Но Атос, остановив их поднятием руки, продолжил:
– Все вы знаете, что основная цель нашей деятельности – благотворительность. И, вступая в дело, каждый из нас знал, что половина общей суммы наших доходов уйдет обездоленным людям. Оставшаяся же половина снова будет поделена пополам: одна часть уходит в оборот фирмы – на обеспечение всем необходимым, другая же – поровну делится между нами. То есть сумма личного дохода каждого из нас будет составлять лишь десятую часть от четверти общей суммы. И я счастлив объявить, что именно сегодня каждый из нас впервые получит свою долю – двадцать пять тысяч баксов!..
И снова Атосу пришлось останавливать взмахом руки восторженный гвалт.
– Отличные кейсы фирмы «Кодак» из натуральной, естественно, кожи, в которых лежат ваши деньги, – подарок фирмы. Так же, как и все расходы за сегодняшний банкет.
Тут Копченый открыл вынутый из багажника «Волги», в которой они приехали, и внесенный в зал чемодан. (В багажник машины встроен сейф; Маша знала, что код его замка – ее год рождения. Атос любит такие эффектные штучки.) Копченый достал из чемодана десять аккуратных добротных кейсов и передал их по рукам. В ручку каждого из них была вшита металлическая бирка с гравировкой. Маша получила свой кейс и прочла на бирке: «Любимой Марусе». «Это безумие, – подумала она, – сейчас за нашим столом в общей сложности четверть миллиона долларов. Все кончится или стрельбой, или чем-то еще хуже». Однако Атос быстро снял ее беспокойство.
– Желающие забрать свои деньги немедленно должны выпить с нами этот бокал и сейчас же покинуть ресторан. Остальные же сдадут свои кейсы обратно, они тотчас будут отвезены в контору и помещены в сейф. За сохранность я ручаюсь. Деньги будут вам выданы по первому же требованию. Я бы очень не хотел, чтобы кто-то сейчас покинул наш стол, но повторяю, это личное дело каждого… А выпить я предлагаю за нашу дорогую Марусю. И объявляю ее Королевой полтергейста!
Все встали, грохнули пробки, холодная искристая жидкость пролилась в бокалы. Выпили. После этого восемь кейсов вернулось в чемодан к Копченому, и тот под охраной двух вооруженных человек проследовал к выходу. Двое же (клички «Слон» и «Али-Баба»), извинившись, покинули ресторан со своими кейсами в руках. Правда, они обещали вернуться по возможности скорее.
Пока за столом оставалось пятеро, в основном царила настороженная тишина. Но вот вернулись те трое, что увезли деньги, и Копченый объявил: «Порядок». Все вздохнули с облегчением. Маша, расслабившись, заметила:
– Ну, ты, Атос, и пижон…
И – понеслось!
Текли реки текилы и джина «Тичер», коньяка «Наполеон» и еще десятков жидкостей, о которых Маша доселе и не слыхивала. Снова и снова пили «за Марусю», пили «за Кису», за град Петра, выпили даже за упокой души Деева, которому все они обязаны появлением Маруси… Отчетливо пахло травкой…
– Ты не боялся отпускать их с деньгами? – между делом спросила Маша Атоса.
– Они понимают, что заработают и больше. И еще – они боятся тебя.
Маша была слегка шокирована.
Потом они танцевали. Сперва танго, а потом и ламбаду, и жигу и фокстрот, и черт еще знает, что… При этом мужики, кроме Атоса, конечно, разбрелись по всему залу и вели жестокий целенаправленный «съем» самых красивых дамочек, независимо от наличия у тех кавалеров, а потом тащили их к своему столу и опаивали французскими винами вековой выдержки, обкармливали экзотическими деликатесами… И отпускали с Богом. «От нас не уйдет».
Но каждый считал своим долгом хотя бы один раз станцевать с Машей. Она была уже порядком пьяна, чувствовала себя на вершине блаженства от внимания и почитания девяти таких разных мужчин. Но особенно понравилось ей танцевать с Гогой, который ржал как сумасшедший, ведь он танцевал с невидимкой, и самому ему казалось, что он обнимает руками довольно приятный наошупь воздух.
То, что он осязал невидимое, смешило его особенно. Крича, к примеру, что-нибудь вроде: «А где наши титечки?! Титечки-то где?!», – он клал руку ей на грудь, закрывал глаза и отвечал сам себе успокоенно: «Вот они, наши титечки…» Затем руку убирал, глаза открывал и, выкатив их из орбит, говорил: «Тю-тю…» И смеялся он так заразительно, что Маша на эти его выходки не оскорблялась, а напротив, заливалась вместе с ним.
Потом явились Слон с Али-Бабой и ко всеобщему удовольствию включились в оргию.
Потом, танцуя с кем-то еще, она краем глаза и издалека видела, что к их столику подходила очень стройная и, кажется, очень красивая женщина с густыми короткими черными волосами – под Мирей Матье (или это парик?), и о чем-то недолго говорила с Атосом. Кого-то она Маше напомнила, на кого-то она была похожа, но на кого?.. Маша, вернувшись к столу, поинтересовалась у Атоса, кто это был, но тот ответил, что впервые ее видел: попросила прикурить.
Потом Маша в порыве хмельного умиления возжелала вдруг выпить на брудершафт с вредным дядькой Копченым, которого она почему-то немного побаивалась, и, подойдя, случайно подслушала обрывок его разговора с молодым и патологически жадным головорезом Али-Бабой.
– … Да с какой радости? Какая, к херам, благотворительность? – говорил Али-Баба. – Это же деньги в задницу! Сиротки какие-то, понимаешь…
Маша с рюмкой в руках стояла за его спиной, и он не видел ее. Копченый же не видел ее в принципе.
– Сынок, – отвечал он Али-Бабе презрительно, – работай ты в другом месте, все равно больше бы не имел, а здесь – риска нет. Меньше, чем за два месяца – двадцать пять тысяч зеленых, где ты видел? А с Марусей – еще и побольше будет. Это дело верное.
– А может, нет сироток-то? Может, все – Шахине в карман? («Это они меня так прозвали», – умилилась Маша.)
– Молчи, сука, – зашипел Копченый, – ты что, забыл? – И он понизил голос до шепота: – Нет Шахини, понял? Нету. «Не ясно, – подумала Маша, – как это – меня нету?»
А Копченый сказал снова в полный голос:
– А если и в карман, тебе-то что за забота? Чего ты в чужом кармане считаешь?
– Ей-то не жалко, заслужила. А вот Киса – Кис-Кис-Киса… Кто пахан? Он пахан? Это ж чистый шестой номер. Я таких давил, как клопов в щели на нарах…
