И вот я здесь.
Когда официант приносит сырные шарики и диетическую газировку, Барнетт спрашивает у присутствующих, что движет их сверхзанятостью. Люди начинают говорить в ответ, что это ощущение заставляет их чувствовать собственную эффективность и значимость. Наличие свободного времени для них – показатель слабости. Даже мысль об отдыхе вызывает у них… чувство вины.
– У всего должна быть цель, – задумчиво говорит пятидесятидевятилетняя Доусон, удивляясь тому, что отдых для большинства пенсионеров, которых она знает, кажется настолько утомительным: и гольф, и путешествия, о которых они не преминут рассказать ей. – Доусон продолжает: – Возможно, это оправдание тому, как вы проводите свое свободное время. Когда вы чем-то заняты, то вы как бы говорите: «Вот кто я на самом деле. Я делаю что-то важное. Я не просто так занимаю место на Земле».
У Доусон пять детей. Она написала мемуары, сняла фильм, работает с сиротами в Судане и путешествует по Африке. Раньше она ходила в огромную каменную пресвитерианскую церковь в центре города, как ее родители, бабушка с дедушкой и целые поколения до них. Церковь находится всего лишь в квартале от ее дома. Она говорит, что хотела бы посещать ее и дальше: «Я бы нашла успокоение в душе, потому что храм Божий помогает отыскать место в этом мире. Но у меня не получается. Я слишком занята».
* * *
Энн Барнетт, женщина небольшого роста с прямыми русыми волосами до плеч, говорит медленно, но уверенно. Она стала изучать проблему нехватки времени и занятости несколько лет назад. Зная, насколько слова оказывают влияние на то, что происходит с людьми, она начала замечать, что люди вокруг стали больше говорить, как им не хватает времени{55}. Термины вроде «цейтнот» или «дефицит времени» стали очень распространенными. Читая поздравления с праздниками, которые Барнетт доставала из почтового ящика, она даже начала считать, сколько раз люди упоминают в них о своей загруженности: «мы так загружены делами», «у нас был очень напряженный год», «мы заняты, заняты, заняты».
Заинтригованная, она стала собирать поздравительные открытки и письма – свои, друзей, коллег. После того как многие узнали об ее исследованиях, поток корреспонденции увеличился. Количество писем и открыток уже перевалило за несколько тысяч, а некоторые экземпляры датируются 60-ми годами прошлого века, – и весь этот ценный материал служит архивом и примером роста человеческой занятости.
Она достает огромные папки поздравительных писем, которых полно в ее рабочем кабинете. Мы начинаем разглядывать конверты, украшенные леденцами и рождественскими елочками. Сразу становится понятно, что за поздравительными вступлениями кроются проблемы, о которых люди хотели рассказать. «У нас и раньше был плотный график, а сейчас вообще не знаем, что делать», – написано в одной из открыток. «Весь год прошел сумасшедшими темпами!» – это письмо, кажется, было написано в приподнятом настроении. «Я не знаю, куда уходит мое время. Мне кажется, что я работаю все время, но, похоже, не успеваю ничего сделать», – пишет работающая мать троих детей.
Барнетт обводит кружком слова и предложения, появляющиеся с поразительной частотой: «суматошный», «замотанный», «трата времени», «сумасшедший», «не могу успеть все это сделать», «на бегу», «как все быстро». Дни сменяют друг друга, время бежит. «Быстрее, чем движется планета», – говорится в одном из писем. А в другом радость от наступления праздника сменяется перечислением того, что необходимо сделать: «Съездить в магазин, сделать карамель, испечь лепешки, купить печенье и слоеное тесто». Одна семья призналась, что из-за суеты не успела вовремя отправить рождественскую открытку: «Считайте это поздравлением с Днем святого Валентина!»{56}
Чем больше Барнетт читала эти письма, тем больше она замечала, что люди считают, будто они сильно заняты, и, соответственно, описывают свою жизнь как наполненную делами и ничем иным. Некоторые даже хвастались занятостью и тем, что живут «постоянно на бегу». Они писали, что успевают сделать огромное количество дел в течение определенного времени. Все это было похоже на пустое бахвальство. Автор одного письма рассказал, что в праздники вместо традиционного барбекю ему пришлось «побывать сразу в Арканзасе, Луизиане, Миссисипи и Алабаме». А еще одна семья была не просто занята, а настолько загружена кружками и дополнительными занятиями детей, что мать семейства проезжала «сотни миль» в день.
Один бизнесмен написал, что вырастил три стартапа до уровня компаний, входящих в рейтинг крупнейших мировых компаний Fortune 500, и обошел весь земной шар на яхте со своей семьей. Во время путешествия они «учились общению с дельфинами и исследовали недавно открытые подводные вулканы». После прочтения этого письма Барнетт посетила свежая мысль: «Господи, их занятость – это предмет конкуренции. Они таким образом подтверждают собственный статус. Если человек занят, значит, он важен окружающим. Значит, он успешен и живет полной жизнью. У них есть четкая установка: “Я занят больше, чем остальные”. И если вы не настолько заняты, как ваши знакомые, то вы становитесь в их глазах неудачником».
Барнетт стала думать, что все эти рассказы о «сверхзанятости» в некотором роде «знак почета», заработанный для жизни в быстро меняющемся мире. И хотя за последние десятилетия поздравительные открытки стали содержать больше высказываний о нехватке времени, само время не изменилось. Земля по-прежнему делает один оборот вокруг своей оси за двадцать четыре часа. Что изменилось, так это культурные установки. Теперь люди не только хотят получить «все и сразу», они еще хотят успеть сделать все буквально «за день». Один из исследователей назвал эту гонку утомительным «ежедневным марафоном»{57}. Барнетт и другие ученые утверждают, что к концу ХХ столетия сверхзанятость стала не просто образом жизни. Она стала гламуром. Теперь считается, что она показатель высокого социального статуса{58}.
Барнетт зачитывает одно вполне типичное послание.
Я не уверена, что писать рождественские открытки, когда я работаю со «скоростью света», – хорошая мысль. Но, учитывая то, что я могу потратить на них совсем немного времени, похоже, у меня не остается другого выбора. Мы встаем утром в 4:45, весь день у нас проходит на огромной скорости (могу сравнить это с тем, как будто мы засунули свою голову в блендер), и возвращаемся домой мы в 20:30, при этом выглядим ничуть не лучше, чем ведьмы на Хэллоуине, посаженные на кол, и еще удивляемся, как нам удалось хоть что-то успеть сделать за день.
