Эйнштейн и Милева тесно сошлись сразу после знакомства, хотя большинство их знакомых полагало, что этому союзу долго длиться не суждено. Милева страдала сразу от нескольких недугов, включая туберкулез и деформацию бедра, из-за которой сильно хромала, и эти обстоятельства часто вводили ее в депрессию. Эйнштейн, человек жизнерадостный и обаятельный, то и дело флиртовал с окружающими дамами. С Милевой же его роднила не столько страсть, сколько ментальное сходство, и поначалу их отношения развивались неспешно в атмосфере взаимного интеллектуального обожания. Серьезное сближение между ними началось по возвращении Милевы со стажировки в Гейдельбергском университете. Осторожный флирт перешел в неподдельную страсть с яростными ссорами и не менее жаркими раскаяниями. Их пылкая переписка тех дней полна самых ярких эмоций – от подростковых любовных признаний («Моя жизнь без тебя – не жизнь», писал Эйнштейн) до почти комичных банальностей («Мы так хорошо понимаем темные души друг друга, но при этом продолжаем пить кофе и есть сосиски» и т. п.). Решающим же – по крайней мере, для Эйнштейна – фактором явилось то, что их отношения скорее способствовали его научным изысканиям, нежели отвлекали его от работы. Милева была отнюдь не «сторонней наблюдательницей», какая, по мнению многих знакомых, составила бы Эйнштейну куда лучшую пару; эта женщина оказалась способна шагать нога в ногу с его интеллектом. Так, одно из писем Эйнштейна, в котором он очень живо расписывает их будущую совместную жизнь, заканчивается сакраментальной фразой: «И вот тогда мы наконец-то займемся электромагнитной теорией света Гельмгольца».
Милева питала большие надежды на построение своей собственной научной карьеры; однако ее амбиции начали угасать после того, как она провалила выпускные экзамены – сначала в 1900-м, а потом и в 1901-м году. Причем во втором случае она уже носила под сердцем ребенка Эйнштейна – дочь, которая родилась в начале 1902 года на родине Милевы, в городе Нови-Сад. Эйнштейн поклялся заботиться о ней и ребенке. «Мои научные цели и повседневные проблемы, – уверял он ее, – не помешают мне принять в вас самое подобострастное участие». Тем не менее он не соглашался жениться на ней, из-за чего их отношения становились все более натянутыми.
Их дочь получила имя Лизерль, но все, что с ней стало в дальнейшем, покрыто до сих пор не разгаданной тайной. К самой идее стать отцом на столь раннем этапе своей карьеры Эйнштейн относился с большим сомнением. До рождения Лизерли, а также пока Милева оставалась за границей, он писал о своей дочери: «Я так люблю ее, хотя еще ни разу с ней не встречался!» Однако он не помчался в Сербию, как только Лизерль родилась, и нет никаких свидетельств того, что о факте ее рождения знал хоть кто-либо из членов его семьи. Он знал, что его родителей это известие не обрадует, поскольку те всегда отзывались о Милеве очень нелестно (по горькой иронии судьбы, много лет спустя сам Эйнштейн еще жестче ругал своего сына, Ганса Альберта, когда тот связался с партнершей старше себя). В Швейцарию Милева возвратилась одна, оставив Лизерль в родительском доме. Ходили слухи, что девочка умерла от скарлатины в 1903-м, хотя не исключено, что ее просто отдали на удочерение в другую семью. О брошенной им дочери Эйнштейн впоследствии никогда не упоминал, ибо вся эта история, скорее всего, явилась чуть ли не самой темной и трагической страницей его жизни.
Несмотря на то что их отношения уже явно трещали по швам, в начале 1903 года Эйнштейн и Милева поженились. На свадьбе присутствовали члены «Академии Олимпия», но из родных со стороны жениха не было никого. Несмотря на траур по фактически потерянной дочери, уже в конце года Милева, к явной радости Эйнштейна, забеременела снова. На известие о будущем младенце он, тем не менее, отреагировал весьма странно – дескать, он уже «давно подумывал, не завести ли им новую Лизерль». Как бы ни сложилась судьба Лизерль на самом деле, эта шутка Эйнштейна говорит скорее о терзавшем его душу смятении.
Их сын, Ганс Альберт, родился в 1904-м – незадолго до того, как у Эйнштейна случился феноменальный взрыв научного вдохновения, который и подвиг его на создание Специальной теории относительности. Роль, которую в «год чудес» сыграла Милева, до сих пор вызывает жаркие споры. С одной стороны, она была несомненно талантливым физиком и математиком; с такой женой Эйнштейн вполне мог делиться своими идеями и поручать ей обработку необходимых данных. Однако некоторые историки предполагают, что именно она, обладая «истинной властью за спинкой трона», предлагала Эйнштейну самые ценные идеи, и потому должна быть признана равноправным соавтором его теории. Впрочем, для подтверждения такой точки зрения нет почти никаких доказательств. Несомненно, пожалуй, одно: эта женщина слишком хорошо понимала, что гробит собственную карьеру, когда помогала своему мужу взлететь вверх.
К 1909 году их брак был уже на грани краха. Эйнштейн ощущал себя точно зверь в западне и обращался с Милевой все более пренебрежительно. Прирожденный ловелас, он постоянно кокетничал с окружающими дамами, провоцируя у жены острые приступы ревности. От скандала к скандалу он с изощренной жестокостью заявлял: она ревнует его к другим лишь потому, что сама «необычайно уродлива». Много лет спустя в беседе со своим другом, архитектором Конрадом Вахсманом, он признался: «Брак заставляет людей обращаться друг с другом, как с объектами собственности, а не как со свободными людьми».
Несмотря на все это, у них нашлось время для очередной беременности, и в 1910 году у Эйнштейна родился еще один сын, Эдуард. Стоит отметить, обоим сыновьям Эйнштейн был хорошим отцом, когда те были детьми, но с каждым из них отношения осложнились, как только они подросли. Сменив одну за другой несколько должностей в известнейших вузах Европы, в 1912 году Эйнштейн со всей семьей вернулся в Цюрих. Этот период жизни – в больших роскошных апартаментах, в окружении старых друзей и в размеренной повседневности – мог бы стать самым счастливым в его биографии, если бы его брак не трещал по швам, отравляя ему существование.
В том же году, посещая Берлин, он заново познакомился со своей старшей кузиной Эльзой, которая часто играла с ним в детстве, когда ее семья гостила у его родителей в Мюнхене. Дни детской невинности канули в прошлое, и они принялись отчаянно флиртовать – несмотря даже на то что поначалу Эйнштейн пытался ухаживать за ее старшей дочерью. В 1913 году, после недолгой разлуки, их опасная связь восстановилась, когда Эйнштейн довольно бесстыдно признался Эльзе в письме: «Чем бы я только ни пожертвовал, лишь бы провести хоть несколько дней с тобою, но без моего креста…» Под «крестом», разумеется, имелась в виду Милева.
В июле того же года Макс Планк и Вальтер Нернст приехали из Германии с целью убедить Эйнштейна в том, что его будущее – в Берлине. Их предложение и правда звучало крайне заманчиво. Эйнштейна избирают в престижнейшую Прусскую академию наук. Он становится профессором Берлинского университета и директором только что учрежденного института физики. Он читает лекции в минимальном объеме, который сам определит, а в свободное время может разрабатывать любые теории, какие сам сочтет нужными. Для этого ему придется снова стать гражданином Германии, но швейцарского гражданства его при этом не лишат. И сверх всего этого – его жалованье будет по-настоящему щедрым.
