— А что с карнавальной лошадью? — поинтересовалась Вертихвостка.
— Нет проплем. Фыкитывать ее ис пьесы.
— А как же Туту? Теперь у нее нет роли.
Все посмотрели на Туту, которая вся как-то съежилась, погрустнела и стала сама на себя не похожа.
— Мы поручить ей што-то тругое, — заявил Хьюго. — Она мошет быть капельдинершей. Укасыфать зрителям их места. С большим, ярким фонариком. И протафать морошенку в антракте.
Идея была гениальная. Туту мгновенно расплылась в огромной счастливой улыбке. Большой фонарик и мороженое! Ура! С таким добром можно разгуляться. Она залезла на стул и исполнила маленький задорный танец, а потом с серьезным видом встала на голову.
— Приятно видеть, что она вошла в норму, — заметила Крысоловка, и все с ней согласились.
— Итак, — сказал Хьюго. — Решено. Сефотня у нас генеральная репетиция, как и планирофаться. А зафтра — премьера!
Улыбаясь и болтая, ведьмы отодвигали свои стулья, собравшись уходить.
— Минуточку. — Чепухинда подняла руку. Все вздохнули и расселись обратно по местам. — Я, как и вы все, озабочена пантомимой, но гоблины совсем распоясались, и спускать им этот случай с рук нельзя. Я бы не стала той, кем стала, если бы все гоблинам спускала с рук. Надо их поймать и наказать как следует.
— Вообще-то она права, — забормотали ведьмы. — Надо бы, надо бы.
— За Пачкулю я особенно не переживаю, — продолжала Чепухинда, — я уверена, что Хьюго прав и рано или поздно она объявится, — но костюм лошади нужно вернуть. Он очень дорогой, а в случае повреждения или утери нам придется за него платить.
Тут снова открылась дверь. На сей раз вошла Шельма. По какой-то причине она была ужасно довольна собой.
— Всем привет, — прочирикала она. — Пардон за опоздание. У меня было очень важное дело. Девочки, я нашла решение всех наших проблем. Знакомьтесь — Дикарь Вилли Енот, знаменитый следопыт и наемник и мой кузен. Вилли, покажись и скажи «здрасьте».
Шельма отошла в сторону. За ней, скрестив руки на груди и широко расставив короткие крепкие ножки, стоял гном. На нем были штаны из оленьей кожи, куртка на меху и потертые ковбойские сапоги. На голове — меховая шапка с болтающимся сзади енотовым хвостом. На одном плече у гнома висело лассо, на другом — мушкет. На лице его буйно произрастала самая большая и колтунистая рыжая борода, какую только способно породить гномье лицо. В таких бородах обычно заводится живность.
— Здоров, — сказал Дикарь Вилли Енот.
Все таращили глаза на неожиданного гостя.
— Вилли согласился нам помочь, — беззаботно пояснила Шельма. — Он брат-близнец кузена Пьера. Разве я вам о нем не рассказывала?
— Что-то не припоминаю, — с сомнением произнесла Чепухинда. — Шельма, твой колодец седьмой воды на киселе поистине неисчерпаем. Брат-близнец Пьера, говоришь?
— Именно. Пьер избрал кулинарную стезю, а Вилли — э-э — дикарскую. Правда, Вилли?
— Типтого, — сказал Вилли и сплюнул на пол.
— Да, — продолжала Шельма. — Он живет в дебрях Туманных гор. Охотится, стреляет, рыбачит, так, Вилли? В любую погоду он бродит по лесам, спит под открытым небом, общается с природой, моется в студеных горных ручьях, ест фасоль и так далее. Он услышал о несчастном случае с бедным кузеном Пьером и спустился с гор, чтобы его навестить, правда, Вилли?
— Типтого.
— А он не болтлив, — заметила Чепухинда.
— Понимаете ли, ему редко приходится разговаривать, — объяснила Шельма. — Высоко в горах, совсем один, лишь звезды в небе составляют ему компанию. Ест бобы…
— Да, да, — нетерпеливо перебила ее Чепухинда. — Про бобы я знаю. Чего я не знаю, так это что он тут делает. У нас дел по горло, а ты хочешь, чтобы мы твоих родственников развлекали.
— Что он тут делает? — воскликнула Шельма. — Разве это не очевидно? Он пойдет по следу Пачкули и карнавальной лошади.
— Фот и отлично! — закричал Хьюго. — Фсе улашено.
— А что ж мой Ромео? — с жаром спросил Рой Брызг. — Его он тоже может разыскать?
— Конечно. Он все что угодно может найти, правда, Вилли?
— Типтого, — проворчал Вилли. — От мого зоркого глазу ни одна тварь не укроется, — прибавил он.
— Это правда, — с гордостью кивнула Шельма. — В горах он легенда. Покажи им свои шрамы, Вилли.
Легенду не надо было просить дважды. Он закатал рукав и продемонстрировал предплечье.
— Видали? Енто злобный медведюга гризли кусман от моей руки отчекрыжил. А енто — следы зубов гориллы. А вот тута, на запястье, енто гремучник в меня свои ядовитые клычищи повтыкал. Больше уж не придется ему кусаться, паразиту. Ели когда-нибудь гремучую змеюку?
Эх и вкуснотища, особливо если в бобовую похлебку порубать.
Ползунка Стив вздрогнул и потихоньку заполз в Вертихвосткину кофту.
— Спасибо, мистер Енот, — торопливо сказала Чепухинда. — Не сомневаюсь, что у вас большой опыт общения с дикими животными. Но наша карнавальная лошадь — другого поля ягода. Я испробовала все сильнейшие заклинания, но…
— Магия! Ха! — Вилли Енот снова презрительно сплюнул на пол. — Мы, дикари, енту вашу магию не уважаем, магия для слабаков. У нас свои методы. Я своей верной носопыркой ветер нюхаю и острыми глазьями в землю гляжу. Ни одна тварь не укроется…
— От вашего зоркого глаза, да, вы говорили. Еще один вопрос. — Чепухинда пристально посмотрела на него поверх очков. — Вы называете себя наемником, так что, надо полагать, ваши услуги не бесплатны. Боюсь, мы не можем себе…
— Да! В этом главная прелесть! — воскликнула Шельма. — Ему в горах деньги ни к чему, правда, Вилли? Он работает за бобы! Основная пища дикарей, правда, Вилли?
— Типтого, — кивнул Вилли. — И змеюки. Когда есть.
Вертихвосткина кофта конвульсивно дернулась.
— Слышали? — обрадовалась Шельма. — Бобы — все что ему нужно. Обычно он берет два больших мешка, но мне, как родственнице, сделает скидку. Один мешок бобов и билет на пантомиму. Я рассказала ему о спектакле, и он ужасно заинтересовался. Он никогда не бывал на пантомиме, правда, Вилли?
— Неа, — подтвердил Вилли и с надеждой прибавил: — Говоришь, там девчонки будут танцевать?
— Непременно! — встрял Хьюго. От волнения он принялся скакать по столу. — Тантсующие дефушки, и принцессы, и слые шотландки, и таже элегантные феи! Вы отыскать мою госпошу и пропафшую лошать к завтрашнему вечеру, Вилли, а мы вам покасыфать пантомиму, которую вы никогда не сабыфать! Тоговорились, трузья?
— Замазано, — грянул хор голосов.
Говор у Дикаря Вилли был заразительный.
Глава тринадцатая
Говорильня
— Это, — сказал бестелесный голос Обормота, — была худшая ночь в моей жизни.
