Она все еще чувствовала в нем какую-то сумрачность, но, похоже, ему было вполне комфортно в своем новом обличье. Подростком Джеки был худ и костляв, а сейчас она видела, как под тканью рубашки перекатывались упругие мускулы. Но вроде из-под волос через правый висок тянется заживший шрам? Да, точно. Ему недели четыре. Как он получил его?
Он сказал, что это его город, и она верила ему. Он был плоть от плоти здешних мест, легко и непринужденно чувствуя себя на улицах. Она не могла понять, то ли они приняли его, то ли он их. Но, как бы там ни было, казалось, что они предназначены друг для друга.
Но младший ли братишка или нет, она должна свести общение к минимуму. Один тоник, обещание не терять связи — и на выход. Поговорить о семье, о добрых старых временах, когда мама управляла их курятником, — но ни слова о Жаннет и о секте. Кейт найдет другой способ, без младшего брата, чтобы разобраться с ними.
Так они и разговаривали.
Кейт действительно вела себя именно так, как и наметила. Рассказывала в основном о Кевине и о Лиззи; коснулась — очень бегло — развода с Роном, поделилась кое-какими подробностями о своей работе педиатра… словом, выпустила пар.
— Часто видишься с Томом? — помолчав, спросил Джек.
Она покачала головой:
— Нет. Ты же знаешь, что он судья в Филадельфии.
— Слышал.
— С третьей женой. Мельком виделись с ним на Рождество. Когда ты был моложе, мне это как-то не бросалось в глаза, но вы с ним потрясающе похожи. Прибавить тебе десять лет и двадцать фунтов да еще немного седины в волосах — и вас можно считать близнецами.
— Мой старший брат, — нахмурившись, покачал головой Джек. — Надо же, стал судьей.
Удивившись разочарованному тону Джека, Кейт подняла стакан для очередного глотка, но обнаружила в нем только кубики льда.
— Время для еще одного, — сказал Джек, отбирая у нее стакан.
Прежде чем Кейт успела возразить, он поднялся и отошел от столика.
Двигается как кошка, подумала она, глядя ему вслед.
Время менять тему. До сих пор разговор напоминал улицу с односторонним движением. Пришел его черед.
— Итак, — сказала она, когда он поставил перед ней вторую порцию. — Хватит обо мне. Мне нужно получить ответы от тебя. Больше всего я хочу знать, почему ты просто взял и исчез из нашей жизни. Из-за того, что случилось с мамой?
Джек кивнул:
— Косвенным образом.
Так я и знала! — подумала Кейт. Знала, знала, знала!
— Мы все были в полном отчаянии, Джек. Но почему?..
— Вас не было в машине, когда тот кусок шлакобетона врезался в ветровое стекло, Кейт. Вы не видели, как жизнь утекает из нее, как тускнеют ее глаза.
— О'кей. Меня там не было. Как и Тома. Но отец был, и он…
— Отец ничего не смог сделать. А я смог.
— Не понимаю, — растерянно сказала она. — Что — смог?
Он долго смотрел на нее, словно взвешивая важность решения, которое ему предстояло принять. Наконец он заговорил.
— Я нашел его, — мягко сказал он. — Это потребовало времени, но я нашел парня, который это сделал.
— Который что сделал?
— Уронил кусок шлакобетона на проезжающую машину.
Это признание пронзило ее. Джек уходил на поиски… он охотился… сам по себе?
— Почему ты никогда так и не рассказал? Ты сообщил полиции?
Он покачал головой:
— Нет. Я сам этим занялся.
— И что… что ты сделал?..
Вдруг с лица Джека словно сползла маска. Когда Кейт заглянула ему в глаза, ей показалось, что она смотрит в пропасть.
И голос его оставался тихим, ровным и холодным, как пропасть.
— Разобрался.
Маска вернулась на место, и в памяти Кейт замелькали давние воспоминания… газетная статья об убитом человеке, изуродованном до неузнаваемости, который вскоре после смерти матери был найден подвешенным за ноги рядом с тем самым переездом, и еще она вспомнила, как думала, тот ли это переезд, и если тот самый, его надо закрыть, потому что это место, должно быть, проклято.
Мог ли повешенный оказаться тем парнем, которого, по словам Джека, он выслеживал? Не поэтому ли его труп был подвешен над тем самым переездом?
Нет… только не Джеки… не ее младший братишка. Он никогда… он не мог убивать. Над переездом висел кто-то другой. А тот человек, которого он упоминал… Джек просто отлупил его.
Кейт очень хотелось верить в это, она заставила себя не думать о других вариантах этой ситуации, но та тяжелой тенью протянулась через стол.
— Ну и… что ты этим решил? Ты стал лучше чувствовать себя?
— Нет, — сказал он. — Я думал, что так и будет, я был в этом уверен, но, черт возьми, мне это ничего не дало. А потом я… словом, потом уже ничего не имело значения. Особенно бессмысленно стало учиться дальше в колледже. Я должен был уйти, а то бы просто взорвался. И я удрал, Кейт, — на волю. Провел годы в слепой ярости, и, хотя время от времени сбрасывал напряжение и загонял под спуд его остатки, к тому времени я сжег слишком много мостов, чтобы возвращаться.
— Может, ты сам себя убедил. Может, все было бы куда проще. Это же не было правдой.
— Было. И есть. Моя жизнь и твоя жизнь… это два разных мира. И ты этого не поймешь.
— Чего не пойму? Твои ремонтные работы? Что именно ты налаживаешь?
— Трудно объяснить. Скорее всего, ситуации.
— Не улавливаю.
— Порой у людей возникают проблемы или они попадают в ситуации, когда закон и система правосудия не могут помочь им. Или их втягивает во что-то непонятное, чего они никак не могут привести в систему. Они платят мне за то, что я все налаживаю.
Ее поразила жуткая мысль.
— Но ты же не из этих… не из наемных убийц?
Он рассмеялся — и смех был искренним, который невозможно подделать, — чем и успокоил ее. Немного.
— Нет. Ничего столь мелодраматичного.
— И тебе люди платят жалованье?
— Нет, я что-то вроде… трудно объяснить. Я занимаюсь не такими делами, о которых можно давать объявления на стендах.
— Это законно? Он пожал плечами:
— Иногда да, а иногда нет.
Откинувшись на спинку кресла, Кейт уставилась на него. Что за человек сидит напротив нее? Он говорит, что живет в другом мире, которого она никогда не сможет понять, и она уже начинала верить ему. Он был как пришелец с далекой планеты, и все же, вне всяких сомнений, продолжал оставаться ее младшим братишкой Джеки.
