– Сегодня еще нет.
– Верно. Потому что ты мне таким не кажешься. Во всяком случае, теперь ты знаешь, почему. Лезвие вошло спереди или сзади?
– Спереди.
– При нем нашли какие-нибудь метки, бумаги?
– Если б да, то кто-нибудь бы услышал.
– Может, и услышал. А ты откуда про все это узнал?
– Из Интернета. Потом еще сделал пару звонков.
Луис задумчиво повращал в руке бокал, вдыхая аромат согретого теплом ладони бренди. Его разбирала глухая досада. Как же так, почему никто не сообщил ему насчет Детки Билли раньше, хотя бы из вежливости? Видно, мир меняется. Возможно, это происшествие сочли просто недостойным его внимания – немудрено, при его прошлом послужном списке.
– А ты всегда ведешь учет людей, с которыми я в свое время работал? – спросил Луис.
– Так, от случая к случаю. Да и осталось их не так-то много.
– Теперь, с уходом Детки Билли, точно немного.
– Да ну, неправда.
– Ну да, нет, – подумав, согласился Луис. – То есть да.
– Что позволяет мне продолжить, – сказал Ангел.
– Продолжай.
– Копы допросили всех, кто был в баре на момент обнаружения трупа. Из сидельцев до срока ушел только один: толстячок в дешевом прикиде. Сидел у стойки и посасывал какую-то хрень из-под крантика. По виду из тех, кто штанов не меняет месяцами.
Луис, прихлебнув бренди, подержал его во рту и лишь затем жаркой струйкой пустил в пищевод.
– Еще что-нибудь?
– Бармен сказал, что вроде как заприметил у того типа над воротником рубцы будто бы от ожогов. И еще на правом запястье.
– Да мало ли народу обжигается, – отмахнулся Луис с равнодушием, но, что примечательно, явно деланым.
За успокоительно брошенными словами крылось чувство недюжинной глубины.
– Казалось бы, – сказал Ангел. – Только не каждому из них по плечу тяпнуть ножичком такого, как Детка Билли. Ты думаешь, это он?
– Лезвие, – медленно произнес Луис. – Его нашли в теле?
– Нет. Как видно, прихватил с собой.
– Не захотел оставлять хороший ножик. Он был стрелок, но всегда предпочитал кончать их вблизи.
– Если это он.
– Если это он, – эхом отозвался Луис.
– Если да, то давненько он не давал о себе знать.
Правая ступня Луиса выстукивала по полу медленный ровный ритм.
– Ему пришлось несладко. Понадобилось время, чтобы оправиться, выздороветь. Видимо, он снова сменил внешность, как и раньше. Для простой рутинной работы он бы из укрывища не вылез. Должно быть, кто-то возымел на Детку Билли огроменный зуб.
– То есть дело тут не только в деньгах?
– Если это он, то нет.
– Если он возвратился, то Детка Билли может быть только началом. Ты, да и не только ты, хотел бы сжечь его заживо.
– Это так. Он по-прежнему будет терзать этот мир каждую минуту, и при этом не станет тем, кем был.
– Ему хватило сноровки управиться с Деткой Билли.
– Если это он, – как мантру произнес Луис. В сущности, это мантра и была. Так или иначе, следовало ожидать, что Блисс когда-нибудь да вернется. И если тот тип действительно он, в каком-то смысле это даже облегчение. Больше незачем изводить себя ожиданием. – А судя по почерку, так оно и есть. Даже если форма слегка утрачена, мало кто может с ним потягаться. Детка Билли точно не смог.
– Невелика потеря.
– Это так.
– Но оттого, что вернулся Блисс, миру тоже легче не станет.
– Никоим образом.
– Я-то грешным делом надеялся, что его нет в живых.
Многое из всей этой истории произошло еще до знакомства Ангела с Луисом. Правда, с Деткой Билли они однажды пересеклись, уже будучи вдвоем. Встреча произошла в Калифорнии – случайно, на станции техобслуживания, где Луис с Деткой Билли нарезали друг возле друга настороженные круги, словно волки, готовые к схватке. Ангел к той поре Детку Билли как человека уже не воспринимал, хотя, возможно, все это с подачи Луиса. О Блиссе он тоже знал лишь по рассказам о том, что тот сделал Луису и что получил от него в ответ. Луис поведал об этом потому, что понимал: дело еще не закончено.
– Он не умрет, если только кто-то не заставит его это сделать, – сказал тогда Луис. – И о деньгах здесь речь не идет. Ни о деньгах, ни о процентах.
– Если только не знать, что в списке у него твое имя.
– Я не думаю, что он шлет извещения.
– По всей видимости, нет.
Ангел залпом намахнул половину своего бренди и закашлялся.
– Глотками надо, – пожурил его Луис. – Это ж тебе не микстура.
– По мне, так лучше бы пивка.
– Не знаешь ты толка в светской жизни.
– Знаю. Но только в теории.
– Вот я и вижу, – досадливо покачал головой Луис.
* * *
Квартира, где жили Ангел с Луисом, вряд ли совпала бы с умозрительными представлениями тех, кто был знаком с ними поверхностно и видел лишь их полное несходство в одежде, манерах поведения и в отношении, казалось бы, к жизни в целом. Квартира занимала два верхних этажа в трехэтажке на дальних подступах к Верхнему Вестсайду, где зазор между богатством и бедностью значительно сужается.
Прежде всего при входе в квартиру в глаза бросалась безукоризненная чистота. Спальня у Ангела с Луисом была общая, но при этом у каждого имелось по комнате, где можно уединиться и посвятить себя личным, сугубо своим увлечениям и интересам. Комната Ангела, например, содержала все безошибочные признаки того, кто не на шутку увлечен вскрытием замков и отключением систем сигнализации. На это указывали всевозможные справочники, инструкции и подборки инструментов. Здесь же стоял верстак – точнее, вполне укомплектованное рабочее место, уставленное всякой электрической и механической всячиной и содержащееся в порядке, каким мог бы гордиться любой квалифицированный мастеровой.
Комната Луиса отличалась строгостью и аскетизмом: рабочий стол с ноутбуком и кресло. Вдоль стен тянулись полки с музыкой и книгами. Музыка, на удивление, тяготела к кантри. Целая секция была отведена черным артистам. Из модерновых тут были представлены Дуайт Квик, Вики Ванн, Карл Рэй и «Ковбой Трой Колмен», из более ранних – Дефорд Бейли и Стони Эдвардс вкупе с неполным Чарли Прайдом, «Modern Sounds» Рэя Чарльза (это уже скорее кантри-вестерн), кое-что из Бобби Вумэка. А еще здесь присутствовал бокс-сет «From Where I Stand» с экспериментами черных музыкантов в области кантри.
Луис откровенно недоумевал, почему многие из его соплеменников так и не смогли настроиться в резонанс с этой музыкой, войти с ней в контакт. Ведь она как ничто другое повествует о сельской нищете, о любви и отчаянии, преданности и неверности – переживания, знакомые всем: и черным, и белым. У темнокожих бедняков куда больше сходства с белой беднотой, чем с богатыми черными, а потому эта музыка служит нагляднейшим и на редкость созвучным средством выражения для тех, кто обездолен, кто страдает и терпит печали и невзгоды. Обо всем этом музыка кантри рассказывает безотносительно цвета кожи. Тем не менее в подобных воззрениях Луис обреченно причислял себя к меньшинству. И хотя ему почти удалось убедить своего партнера в достоинствах некоторых вещей, за которые тот прежде над ним подсмеивался (сюда входили регулярные стрижки в салонах, а также магазины нормальной, а не уцененной одежды), черная кантри-музыка, увы, оставалась у Ангела одним из многих упорно не выводящихся «белых пятен».
