— Спасибо, я сам.
— Так, бойцы, — громко заговорил главарь, — больше ждать не будем. Двинемся к выходу. Сами!
— Ты чё, Гром! — возмутился Костя. — Мы ж не знаем всех проходов!
— Найдем. Будем ориентироваться по карте.
— В темноте?
Гром включил фонарь.
— Не нравится мне это место, — объяснил он. — Нутром чую, что тут что-то не так.
Костя схватил Грома за рукав и недовольно воскликнул:
— Но Шплинт придет за нами сюда!
Гром медленно повернул голову и посмотрел на Костину руку. Тот поспешно выпустил из пальцев чужой рукав.
— Иркут, на тебе разведка, — распорядился Гром. — Пойдешь на десять метров впереди нас. Ты, — снова повернулся он к Косте, — присматриваешь за этими. Все ясно?
— Все, — ответил за всех Иркут.
— Тогда вперед.
Иркут поправил на плече автомат и двинулся по туннелю.
Шли медленно. Через каждые десять — пятнадцать шагов Иркут подавал голос, говоря либо: «Можно!», либо: «Порядок!»
Сам он продвигался по туннелю с чрезвычайной осторожностью, то и дело останавливаясь и напряженно вглядываясь во тьму. Иногда вдруг втягивал ноздрями затхлый воздух, словно пытался учуять запах возможного врага. Потом хмурился и с еще большей осторожностью перемещался вперед, постоянно держа руку на спусковом крючке автомата.
Вдруг Иркут остановился и направил луч фонаря на землю. Он нагнулся и что-то поднял. За спиной у него послышался шум, Иркут резко обернулся и направил во тьму автомат.
— Гром, ты?
— Я.
— Не подлезай так тихо, я чуть тебя не застрелил.
Гром остановился рядом с другом. Посмотрел на его озабоченное лицо и спросил:
— Нашел что?
— Да. Вот это. — Иркут протянул ключи.
Гром взял ключи, рассмотрел их под лучом фонаря. Хмыкнул.
— Совсем не ржавые. Как они сюда, интересно, попали? Здесь же никого не бывает…
— Может, это Шплинт обронил? — предположил Иркут.
Гром посмотрел на него, прищурившись.
— Как он мог их обронить? Думаешь, что он уже был здесь? По-твоему, мы разминулись?
Иркут ответил спокойно:
— Но менты же не могли принять его здесь, в этом месте. Они сюда нос не суют.
Из темноты вынырнула физиономия Кости:
— Эй, парни, что случилось?
Гром молча протянул ему ключи, не сводя с его лица пристального взгляда. Костя внимательно рассмотрел ключи и сказал:
— Это ключи от мотика. Но у Шплинта таких не было.
— Ты уверен?
— На все сто. Я катался на его мотике, и не раз.
— Тогда кто здесь еще шарахается?
Костя пожал плечами:
— Поди знай. Сброда в метро полно. Может, кто и забрел.
— Может, это диггеры? — предположил Иркут. — Они под землей все щели излазили.
— Ладно. — Гром забрал у Кости ключи и сунул в карман. — Потом разберемся. А сейчас надо идти. Иркут, давай вперед!
Иркут кивнул, поправил на плече автомат и снова зашагал в черное непроглядное чрево туннеля.
Минута, две, три… Иркут напрягал все чувства, пытаясь определить источник опасности. А то, что опасность есть, он знал наверняка. Чутье, не раз спасавшее его на поле боя, не подводило и сейчас.
Однажды Иркут спас весь взвод, буквально носом учуяв минное поле. Никто не мог понять, как ему это удалось. Да он и сам бы не смог толком объяснить. Когда кто-нибудь спрашивал, он либо отмахивался, либо отвечал, пожимая плечами:
— Воняет не только дерьмо. Железо тоже воняет.
— Чем? — спрашивали его.
Иркут усмехался и отвечал:
— Железом.
Но сейчас, в туннеле, пахло не мертвым железом. Опасность исходила от чего-то живого. От чего? Бог весть…
Шагая по черному туннелю, Иркут вдруг припомнил одну ночную вылазку. Их тогда было трое. Иркут, сержант Вацетин, маленький жилистый паренек с неизменной ухмылкой на конопатом лице, и рядовой Стефанко, рослый, медлительный, осторожный. Ребята были не промах. Тертые калачи, продутые всеми ветрами, не раз пробитые и заштопанные. Назад вернулся он один. Чутье помогло обойти растяжку. У Вацетина и Стефанко такого чутья не было.
Иркут с тех пор не раз думал — что, если бы они тогда не разделились, что, если бы подошли к той роковой растяжке втроем? Возможно, он тоже погиб бы. А возможно… Иркут гнал от себя эти мысли, однако где-то там, в самой глубине сознания, он никак не мог себя простить. Простить за что? Он и сам не знал…
Иркут посмотрел на свои руки. Они были грязные и исцарапанные, словно он весь день лазил по горам, поросшим колючей травой. На лице его появилась усмешка. Он тихо прошептал детский стишок, который ему когда-то — в качестве упрека, конечно, — читала мать:
Надо, надо умываться
По утрам и вечерам.
А немытым трубочистам —
Стыд и срам, стыд и срам…
Внезапно сырую темноту туннеля взрезал женский крик.
«Вот оно! Началось!» — промелькнуло в голове у Иркута. Он повернулся и ринулся назад, держа автомат на изготовку, готовый прошить очередью любого врага, будь то хоть сам дьявол.
Когда он подбежал, все сгрудились вокруг Ольги. Она стояла с растерянным видом и смотрела куда-то вниз.
— Что тут? — спросил Иркут.
— Сам посмотри, — ответил со странной усмешкой Гром.
Несмотря на усмешку, вид у него был озадаченный. Иркут присел у ног Ольги.
— Я случайно наступила… — оправдывалась девушка. — Испугалась страшно. Я не знала, что это.
— Тише, — сказал Иркут.
Нога Ольги увязла в белом мотошлеме. Иркут снял мотошлем с ее ноги и поднялся. Протянул шлем Грому:
— Взгляни.
Гром взял шлем и осмотрел его. На белом шлеме темнела надпись: «Москва — Воронеж!» Он вопросительно посмотрел на Костю.
— Я нечаянно… — продолжала виновато верещать Ольга, словно кто-то в чем-то ее обвинял. — Честное слово…
— Тихо ты! — злобно цыкнул Костя, разглядывая шлем.
А Катя погладила Ольгу по голове и участливо спросила:
— Как нога? Цела?
— Да. Я просто… испугалась.
Катя кивнула:
— Еще бы! У меня бы сердце разорвалось от страха.
Костя осклабился:
— Ну бабье! Шлем увидела — и сразу вопить! Гром, видал? Что за народ эти бабы!
— Ты мне зубы не заговаривай, — процедил Гром. — Что это значит? Шплинт ведь ездил на мотокросс в Воронеж?
