Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
В апреле на Севере еще не открывают морское сообщение, и С.П. Королев действительно продолжал находиться на Калыме. Так что вся страшная история про то, как он шел пешком чуть не сто километров по тайге в мороз до порта, чтобы успеть на последний пароход, про оставленный кем-то хлеб у колодца, который спас его от голодной смерти, про утонувший пароход, на котором Королеву не хватило места, про болезнь, от которой Сергей Павлович чуть не умер, показанная в фильме, снятом по воспоминаниям самого Сергея Павловича, вполне правдива.)
Чтобы прикрыть свою мелкую подлость, нам рассказывали, как злой Сталин мешал развитию ракетной техники в СССР. Но ведь тогда получается, что по команде Сталина почему-то зарубались именно разработки наиболее стоящих образцов вооружений. Но если тиран-деспот и его приспешники пеклись о личной власти, то они просто обязаны были именно лучшее оружие продвигать в армию, а не гробить его разработчиков. А ослабление обороноспособности страны, уничтожение тех, кто мог предложить лучше для армии, было в интересах именно «оппозиции» — «чем хуже, тем лучше». Это азбука политвозни в любой стране.
И этот сценарий (по развалу государства) уже один раз сработал в 1914–1917 году. И осуществили его все те же пламенные революционеры и из ленинской гвардии в том числе, цену которым Сталин знал лучше других.
Если руководитель государства на самом деле печется о безопасности страны и своей, то он просто обязан заботиться о том, чтобы в армии внедрялись самые лучшие образцы оружия.
Получается, что Сталин до 37 года был кретином, а потом поумнел, и в армии всего за три года появились те самые танки и самолеты, что выиграли войну? Или именно происками оппозиции можно объяснить то, что в тюрьмах оказалось столько приличных конструкторов? Впрочем, именно поэтому Сталина и выставляют клиническим злодеем и недоучкой. Таким образом, легко объяснить всю нелогичность того, что приписывается ему.
Только к концу 30-х у Сталина появилась реальная власть в стране, когда он руками одних оппозиционеров придавил других. А вот те самые щепки в лице Королевых, что были при этом посажены и уничтожены, целиком на совести Лангемаков и пр. Мандельштамов, писавших доносы чуть ли не на случайных прохожих.
(Примечание: Если быть точными, это «клевета на честного и талантливого человека, пострадавшего по вине того же негодяя, на совести которого аресты всех четырех человек — Костикова, а не Лангемака, Клейменова и Глушко персонально» — А.В. Глушко.)
Когда Сталин понял, что доверять военным в принятии на вооружении танков и самолетов — значит, проиграть неизбежную войну, то он лично стал вникать во все технические тонкости и лично осматривал каждый новый танк или самолет, винтовку или автомат, которые предлагали конструкторы.
Самое поразительное, что в тяжелое лето 41-го принимаются на вооружение новые ПТРС и ПТРД, но ПТР Рукавишникова, принятые на вооружение еще в 1939-м и хранящиеся на складах, в армию не поставляют, т. к. они ненадежны при стрельбе и могут подвести в бою (2(!) отказа на 1000 выстрелов — это очень много). С таким же успехом можно было бы вооружать красноармейцев кремневыми ружьями времен Петра. Хотя пушки царской армии времен Первой мировой снимали в случае нужды с хранения и использовали в боях с немцами.
Ненадежные образцы оружия даже в условиях тяжелого отступления осени 1941 года в бой не бросали. Кстати, если бы генералы отправили эти ружья на фронт, они показали бы свою непригодность, об этом стало бы известно Сталину, то тут головы бы полетели. А так все спустили на тормозах. Сталин и сам не был заинтересован в раскрутке репрессий против генералов в условиях войны и поэтому просто махнул рукой на эти ружья. Но после войны, тому, кто эти ПТР и принимал на вооружение, в лице заместителя наркома по вооружению и начальника ГАУ (маршалу Кулику Г.И.) эти ружья припомнили.
При этом конструкторы оружия иной раз такие вещи рассказывают в своих мемуарах о подковерных страстях, кипевших вокруг принятия на вооружение того или иного образца, что начинаешь задаваться вопросом, насколько все боялись злого Сталина?
В 1970-71 гг. корреспонденты журнала «Техника — молодежи» взяли интервью у некоторых артиллерийских конструкторов времен войны. В газете «ДУЭЛЬ» за 2008 год, № 20–23, приводятся эти интервью. Очень интересны истории про личные взаимоотношения среди конструкторов-конкурентов, но еще более занимателен рассказ Н.М. Попова, служившего в Артиллерийском комитете ГАУ и курировавшего зенитные орудия, о том, как пытались протащить для легкого танка 37 мм автоматическую пушку конструктора Б.Г. Шпитального. Он разрабатывал для авиации известные пулеметы ШКАС, которые имели огромную скорострельность (до 2000 выстрелов в минуту), но были капризны и имели проблемы с задержками в стрельбе:
«Ужасную историю рассказал Попов о том, как Шпитальный пытался всучить армии свою зенитную пушку для танков. У нее был серьезный дефект: ее заклинивало после пяти выстрелов, но через некоторое время она снова могла сделать пять выстрелов и опять замолкала и т. д. (внутренние детали механизма автоматики элементарно остывали, и пушка снова могла стрелять — O.K.) Испытатель Кубинского танкодрома дал по этому орудию выразительное заключение: «Дерьмо!» Тем не менее на следующий день приехал генерал для приемки орудия. И тут выясняется, что испытывать пушку будет человек Шпитального — здоровенный красавец-мужчина. Забирается он в танк и начинает стрелять. Даст очередь в пять выстрелов, высовывается из танка, прикладывает руку к кепке и спрашивает генерала: «Разрешите продолжать, товарищ генерал?» Ничего не подозревающий генерал, недоумевая, разрешает: «Продолжайте!» Через пять выстрелов опять: «Разрешите продолжать?» — «Продолжайте!»… В результате эти бессмысленные переговоры замаскировали паузы в стрельбе, и введенный в заблуждение генерал приказал готовить документы к принятию пушки на вооружение.
— Я не решился на испытаниях сразу сказать, что орудие дефектное, — говорил Попов. — Но вечером, возвращаясь на электричке из Кубинки вместе с бригадой Шпитального, я спросил красавца-испытателя: «Зачем же вы так испытывали пушку и морочили голову генералу?» «А что? Здорово получилось? — простодушно откликнулся он. — Ведь никто ничего не заметил, правда?» — «А вы подумали о солдатах, которым пушка откажет в пылу боя?» — «Ну, что солдаты? Они как-нибудь выкрутятся, а мы зато заказ получим большой… А трюк с отдачей чести генералу — это мне сам Борис Гаврилович посоветовал!» Ну, я, как приехал домой, так сразу сел писать генералу докладную об обмане. Уж он меня костерил-костерил за то, что я сразу не сказал, но делать нечего — отозвал свое представление, и пушку забраковали».
Читаешь о подобных вещах и не можешь понять, а где же леденящий душу страх военной интеллигенции перед угрозой наказания от Сталина или Берии? Где же ГУЛАГ? «Ну, что солдаты? Они как-нибудь выкрутятся, а мы зато заказ получим большой… А трюк с отдачей чести генералу — это мне сам Борис Гаврилович (Шпитальный) посоветовал!» Знал представитель КБ Шпитального (как и сам Б.Г. Шпитальный), что в случае выявления задержек в боевых условиях их конструкторское бюро вывернут наизнанку. Подобные вещи фиксировались актами и комиссиями с последующим принятием оргвыводов. Знали ведь, что Сталин лично отслеживал подобное отношение к рядовым бойцам и мог запросто посадить или отдать под расстрел.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
