– Тсс… я все знаю, – сказал он, целуя ее в губы, а сам тем временем расстегивал молнию на платье. Лоррелл старательно смотрела в сторону или в пол, но Джимми повернул ее личико к себе. – Расстегни мне рубашку, пока я помогу тебе выбраться из платья. нежно и непринужденно.
Когда все закончилось, Лоррелл расплакалась. Джимми покрывал ее лицо поцелуями и успокаивал, а Лоррелл зажимала рот рукой в слабой попытке положить конец истерике.
– Тсс, малышка, ну же, все будет хорошо, – сказал Джимми, не переставая целовать ее.
Лоррелл отвернулась, но Джимми прильнул к ее телу, лаская и успокаивая девушку, пока она тихо плакала, уткнувшись в подушку.
– Ты теперь моя, малышка. Официально. А я твой, слышишь? Теперь мы вместе.
Лоррелл, утешившись мыслью о том, что теперь она девушка Джимми Эрли, вытерла слезы, катившиеся по щекам, и улыбнулась.
– О, Джимми, – сказала она и потянулась, чтобы поцеловать его.
К этому моменту Эффи уже устроилась в постели Кертиса, но он думал совсем не о любви.
Менеджер клуба «Парадайс» быстро напомнил Кертису: несмотря на то что ему удалось протащить Джимми и «Дримфеток» на сцену отеля в Майами, его черная задница все еще на Юге.
– Скажи Джимми и остальным, что они могут пользоваться гримеркой, но вот поесть и пописать лучше заранее, поскольку черномазых не пускают ни в ресторан, ни в туалет, – коротко бросил Мартин Джек из-за своего рабочего стола.
Чернокожий официант в белых перчатках, во фраке и с бабочкой поставил перед ним коктейль на серебряном подносе. Он как ни в чем не бывало продолжил обслуживать Мартина Джека, низкорослого коренастого мужчину, у которого волосы так стремительно редели к затылку, что под определенным углом он казался лысым, – словно услышал, как некто поделился рецептом сладкого чая, но слово «черномазый» и та легкость, с которой Мартин Джек произнес это слово, так покоробили Кертиса, что он вздрогнул. Заявившись сюда, он отдавал себе отчет в том, что придется стать толстокожим, как носорог, ради достижения своей цели – встречи с продюсером «Американской эстрады» на его территории плюс полный зал белых парочек, покачивающихся в танце под музыку Джимми. И если девочкам ради этого придется ужинать и пользоваться туалетом в гостинице на Эллери-стрит, а ему – проглотить пару комментариев о «черномазых», значит, так оно и будет. Дик Кларк, в конце концов, стоит таких жертв.
– Без проблем, – сказал Кертис Мартину Джеку, который уже листал журнал, лежавший на его столе, и давал понять, что разговор окончен.
Кертис намек понял и замешкался на минуту, когда официант проворно подскочил к двери и открыл ее перед ним.
– У вас отличное шоу, мистер Тейлор, – сказал официант, напугав Кертиса, не ожидавшего, что этот парень знает, кто он такой.
В ответ Кертис только кивнул и прошел мимо. Уже семь вечера, Джимми и девочки приедут через полчаса, и ему надо выйти встретить автобус и убедиться, что все усвоили правила поведения.
Но через двадцать минут подопечные ясно дали понять: несмотря на то что Кертису каким-то чудом удалось протащить их на эту сцену, Джимми, Эффи и Дина не очень-то хотят помалкивать в тряпочку из благодарности. На самом деле они начали гнать волну, еще спускаясь из автобуса.
– Я хочу сказать, парень, что мои зрители не привыкли к такому Джимми, – сказал Джимми, указывая на свои волосы, которые были искусственно выпрямлены и напоминали шлем а-ля Перри Комо, в полной противоположности его обычному начесу, который личный парикмахер укладывал, переводя тонны геля для волос. – А что это за костюм, брат? Кремовые ути-пуси? А девочки? Они похожи на подружек невесты на свадьбе у белых!
– Воистину, – буркнула Эффи, слезая по ступенькам на шпильках; туфли на размер меньше ужасно жали.
– А я не понимаю, что вам не нравится в этих платьях, – звонким голоском сказала Дина, взбивая пышный парик и глядя на себя в зеркальце. – Мне кажется, милые платьишки.
– «Мне кажется, милые платьишки!» – передразнила ее Эффи. – Ага, милые, для таких тощеньких, как ты. А для женщин в теле? Просто пытка впихиваться в этот узенький корсет, вот что я тебе скажу. А от чертова кринолина у меня аж все чешется. Господи, Кертис, ничего получше не мог выдумать?
Кертис остался равнодушен к ее нытью и даже не потрудился ответить, просто проводил свою группу к черному входу, оттуда по коридору мимо кухни в гримерку.
– Оставайтесь здесь и ждите, я вернусь через пятнадцать минут.
В этот момент к Джимми робко подошел один из официантов, которого вытолкнули коллеги, что-то тихонько обсуждавшие и наблюдавшие за прибывшими артистами, как только те вошли в дверь.
– Простите, – обратился официант к Джимми. – Меня зовут Клет, Клет Уилкс. Я живу рядом с домом мисс Барбары, где вы поселились. Я только хотел сказать: это большая честь видеть вас здесь, я. то есть все мы. – Он посмотрел на других официантов, которые отложили свои дела и прислушивались к разговору. – Мы рады, что вы получили то, к чему стремились. Очень мало цветных сюда попадает, да и те работают на кухне или убирают номера. Будет здорово увидеть вас на сцене. Мы вами по-настоящему гордимся. Очень.
Впервые после того, как он влез в костюм Перри Комо, Джимми улыбнулся.
– Спасибо, парень, – сказал он и протянул руку, которую Клет с готовностью крепко пожал. Джимми засмеялся: – Ты нам очень поможешь, если после выступления запакуешь с собой парочку стейков.
– Точно, – поддакнул СиСи.
Кертис, которого этот разговор разозлил, но не настолько, чтобы взорваться и наорать, коротко сказал:
– Я сейчас вернусь с продюсером, – поправил галстук и ушел, крикнув через плечо: – Соберитесь и приготовьтесь! Вот так-то! – А потом позвал СиСи: – Пойдем.
Возможно, Кертис и выглядел безучастным, когда вошел в Хрустальный зал, но не обманывайтесь: к тому моменту, как он, обменявшись парой дежурных фраз с Майком Игером, молодым и дерзким продюсером «Американской эстрады», занял свое место в тени массивных портьер, складками ниспадающих с боковой стены переполненного зала, он готов был упасть в обморок. Выступление, думал он, должно пройти без сучка без задоринки, однако после сцен, устроенных в автобусе и в зале, Кертис не был до конца уверен, что Джимми готов подняться на вершину белых чартов. Но точно знал одно – выступление должно принести свои плоды. Должно, и точка. Кертис пожал Майку руку, представил СиСи и предложил сигару, пытаясь разговорить продюсера, однако тот не слышал его. Он без устали смеялся шуткам конферансье Сэнди Прайса, который шел по залу, не пропуская ни одного столика и выбирая все новых и новых жертв для своих шуточек.
– Ты кубинец? Шутишь, что ли? – спросил Сэнди у одного из гостей – мужчины в смокинге и с сигарой между пальцев. – Я еврей, а ты кубинец. Положа руку на сердце, скажу так: даже грязный негритос может поселиться в соседнем доме, только б не ты. – Публика, разогретая парами алкоголя, тут же разразилась хохотом. Казалось, смех придал ему сил, и вот Прайс уже подкрался к новой жертве – полной, безвкусно одетой даме, сидевшей рядом с кубинцем. – А вот ты наверняка еврейка, милочка, – вон у тебя какая задница да и в норковом манто больше никого нету. Ты в отпуске, милочка? И сидишь рядом с кубинцем? А прививки-то хоть сделала?
