К счастью, мне не пришлось переворачивать полтрюма. Под третьим мешком я обнаружил пустоту. Две короткие доски, покрытые листом бумаги, не давали верхнему мешку провалиться в яму глубиной в два ряда. На дне тайника лежал плотный целлофановый пакет.
Я замер, стараясь распознать шаги раньше, чем получить по затылку. В трюме стояла тишина. Я подхватил пакет и осторожно направился к выходу.
Луна прорвалась сквозь пелену облаков и после темноты трюма казалась чуть ли не прожектором. Добравшись до бака, я укрылся за брашпилем и поджёг зажигалкой край пакета.
Возможно, это была сода или какой-нибудь новый стиральный порошок, но выглядел он, как самая заурядная наркота. Мои знания на этот счет простирались не дальше сцен из видеофильмов, и даже если бы у меня из носа торчала стеклянная трубочка, я не рискнул бы судить о химическом составе и количестве порций. Порошка было много, и пах он неважно.
Ну что ж… Десять — ноль в пользу Петровича плюс убедительная победа стахановца Стрельцова, завершившего пятилетку в четыре дня. И пусть кто-нибудь попробует сказать, что я не приложил к этому никаких усилий. Достаточно вспомнить отшвартовку и качку в Аравийском море. Косвенные улики подтвердились вещественными доказательствами, а хватать старпома и его помощников, если таковые имеются, не входит в мои обязанности. С ними разберется дядя Теймур. Я же прямо сейчас выполню свою задачу: уберегу мальтийского «Дядю Теймура» от крупных, судя по размеру пакета, неприятностей. Через неделю большой «Боинг» отвезет меня домой, и я буду любоваться морским пейзажем, глядя в экран телевизора, а не в центральный клюз на баке.
Громкий всплеск, донесшийся снизу, прервал мои размышления. Я бросился к фальшборту и выглянул наружу, прислушиваясь.
Что-то мелькнуло в фосфоресцирующей волне, расходящейся от форштевня, и вдруг гладкое, отливающее вороненым металлом тело взметнулось из воды, пролетело пару метров над поверхностью и гулко шлепнулось, подняв веер искрящихся брызг.
От неожиданности я отшатнулся, но потом перегнулся через планширь и тихо свистнул. Дельфин выпрыгнул из буруна перед форштевнем, сделал свечку, крутанулся вокруг своей оси и громко фыркнул. Я не видел его морду, я мог различить только блестящее серое тело, но мне показалось, что дельфин смеется.
Я снова засвистел.
К сожалению, наша перекличка продолжалась недолго. После пятого прыжка дельфин вильнул в сторону от судна и исчез в темноте. Я вздохнул, размахнулся и бросил пакет в море.
— Смотри, не вздумай попробовать это, старик, — сказал я во тьму.
Впрочем, я ведь могу и не улетать из Южной Африки, а остаться на «Дяде Теймуре» до следующего порта.
2
Ночью на Кольку было совершено нападение. Нападавший неожиданно выскочил из-за кормового крана, когда Колька поднимался по трапу. Колька выронил ведро со смазкой, поскользнулся и съехал по ступенькам вниз, получив сильные ушибы.
Происшествие бурно обсуждалось за завтраком, после чего участники дискуссии двинулись на корму.
Нападавший не пытался скрыться и, похоже, совсем не признавал себя виновным. Он сидел на планшире у флагштока, втянув голову в плечи и прищурив глаз, снисходительно посматривал на боцмана, произносящего обвинительную речь.
При установлении личности агрессора мнения авторитетов разделились. Валентин сказал, что это — фрегат. Старший моторист Сергеич утверждал, что это — самый настоящий марабу. Боцман пару раз назвал его бакланом, а все остальные разы… ну, в общем, как меня. Мне же птица очень напоминала пеликана, только не белого, а грязно-коричневого, но я не относился к авторитетам и поэтому помалкивал.
Боцман стоял в метре от баклана и яростно жестикулировал, распаляясь все больше и больше. Я позавидовал выдержке обвиняемого, но ненадолго. Когда боцман снова упомянул про колено, баклан коротко, без замаха отправил боцмана в нокдаун, ткнув его своим полуметровым долотом прямо в лоб, после чего растянул мешок от уха до уха в издевательской улыбке и закрыл второй глаз.
Тут он, конечно, дач маху. Подбодряемый криками зрителей боцман взвился с палубы, схватил опешившего противника за клюв и свободной рукой быстро и ловко набил ему морду. Крутанув пару раз баклана над головой, боцман швырнул его в море и победным движением вытер кровь со лба. Баклан спланировал на воду, громко крякнул и, втянув голову в плечи, закачался на волне.
Получив необходимую медицинскую помощь, боцман трижды заходил к Кольке, демонстрируя перевязанную голову, и наконец после обеда они прочно засели в Колькиной каюте.
Рано утром на Колькиной вахте вырубился главный двигатель, а сам Колька куда-то запропастился. Первым его хватился боцман. Спустившись в пять утра в машинное отделение и никого там не обнаружив, он обошёл все низшие каюты с тщательностью и бесцеремонностью человека, мучимого похмельем. Около шести захлопали двери мотористов — старший механик поднимал свою команду для аварийного ремонта главного двигателя. Он тоже искал Кольку до и после завтрака и грозился убить. В девять Кольку искали уже всем экипажем, искали всерьёз и не нашли.
* * *
«Дядя Теймур» застыл, погруженный в разогретый до лёгкой дымки ментоловый сироп Индийского океана. Мы с Олежкой, молодым и шустрым матросиком, который тоже недолюбливает боцмана, во всем подражает Валентину, а меня за глаза зовет таксистом, вооружились биноклями и по десятому разу обшаривали вспыхивающую бликами воду.
На мостике шла разборка. Капитан распределял вину. Уже досталось старпому, который неизвестно куда смотрел, старшему механику за то, что в машине не вахты, а черт знает что, Ослику за то, что Ослиг. Меня в этот раз не задело.
Больше всех досталось третьему механику Генычу. На него и так уже наорала вся машинная команда, которой предстояла тяжёлая и бессрочная пахота по разборке главного двигателя, а стармех вообще орал беспрерывно.
— Я не знаю, как это могло случиться, — устало оправдывался третий механик. — Я же вам говорю, что работал у сепаратора и не мог слышать сигнала. Его и в центральном посту еле-еле слышно, вот, у деда спросите. В начале вахты смазочное масло поступало нормально, я проверял. А Николай у генератора убирался. Я его, как вахту приняли, больше и не видел.
— Как же вы допустили его до вахты? — спросил капитан. — Разве вы не видели, что он в нетрезвом состоянии?
Геныч не ответил. Он и так прекрасно понимал, что остался стрелочником, хотя сам и не совершил никакого нарушения.
Старший механик, видимо, почувствовал перегиб и прохрипел:
— Ладно, пусть идёт в машину. Там сейчас каждая пара рук на счету.
Старпом оторвался от радара, проводил третьего механика сочувствующим взглядом и крикнул:
— Что-нибудь видите, Стрельцов?
Я опустил бинокль, обернулся и отрицательно покачал головой.
* * *
