— Но кто вы? Детектив? Частный сыщик? Или вы с Лубянки?
— Ни то, ни другое, ни третье. Я вольный стрелок, который занимается тем, что ему интересно.
— Могли бы и не проспать, — буркнула она, откидываясь на спинку кресла. — Слушайте, а если бы вы, допустим, приехали вовремя, то встали бы рядом с тем типом и тоже держали табличку с моей фамилией? Потом бы начались гонки?
— А вот про это я вам уже не скажу. — Он твердо стиснул губы, по его лицу Ирина поняла, что этот ответ окончательный.
— Андрей, но ведь все это означает, что кто-то следит за вами, влезает в ваш компьютер, перехватывает информацию?
— Да. Мы все следим друг за другом и влезаем в чужие компьютеры.
— В таком случае, вам должен быть известен круг заинтересованных лиц.
— Он нам известен. Иногда мы продаем друг другу информацию, чтобы той и другой стороне жить долго и счастливо.
— Какая сложная игра… — В голосе Ирины послышалась насмешка.
Андрей сам не знал, что бы хотел от нее услышать, но эта ехидная реплика завела его.
— А ваша жизнь — не игра?
— Кажется, вы сейчас споете популярную арию из популярной оперы. Не стоит. — Она потянулась и положила ладонь на его руку.
От неожиданности он едва не отдернул ее, но, посмотрев на белую узкую кисть, обмяк.
— А ужин был потрясающий. В фасоли столько перца… — Он причмокнул и покачал головой. — Не знаю, больше, чем в самом поваре, или меньше. Может ровно столько.
Сперва Ирина опешила, а потом расхохоталась.
— Вы оригинал, Андрей Малышев.
— В какой-то мере. Знаете, еще мне очень понравилась ваша посуда.
— Что? Вам понравились мои кастрюльки? — В ее голосе было такое откровенное ехидство, что Андрей отчаянно затряс головой.
— Нет, я не про кастрюльки. Они не входят в круг моих интересов. Я про ваш фарфор.
Она молча уставилась на него, в темном салоне машины вырисовывался профиль, удивительно правильный, форма головы идеальная, придорожные фонари выхватывали абрис плеч. Она почувствовала тяжесть в животе, какой не ощущала давно.
— Вы… разбираетесь в фарфоре? — проговорила она.
— В некотором роде. Я покажу вам кое-что. На днях.
— Вы говорите так, будто на этой ночной поездке наши дела не заканчиваются?
— Да что вы, все только начинается… — весело бросил Малышев. И хрипло засмеялся.
Она хотела сказать, причем вложить в приготовленную фразу как можно больше злости: «Я так не думаю». Но сказала совсем другое:
— Так что же, мне теперь не спать ночами?
— Да. До конца жизни. Я вам этого не позволю.
Она похолодела, потом сердце дернулось и погнало кровь в бешеном темпе. Щеки покрылись румянцем. Она расслышала тайный смысл полушутливой фразы. Да, она точно, совершенно точно поняла ее. Ее смысл понравился ей, но она ни за что ему в этом не признается. Она пропустит эту коварную возбуждающую фразу мимо ушей, сделает вид, будто ничего, ну совершенно ни-че-го не поняла. Даже намека.
Она молчала и смотрела на приближающиеся огни аэропорта.
Андрей подрулил к стоянке, шлагбаум поднялся, охранник отступил на шаг, машина въехала на свободное место.
— Пошли, — скомандовал он, и Ирина вышла из машины.
Ночь была прохладная, но не холодная, почти такая же, как и ночь ее прилета. Ирина была одета в теплую куртку с капюшоном и брюки, но чувствовала леденящий озноб во всем теле. Предощущение чего-то необычного сковывало суставы, заставляло напрягаться мышцы, они с трудом подчинялись ей.
В зале прилетов народу было мало, все ждали только один рейс из Лондона.
— Ну, смотрите как следует, — призвал ее Андрей.
Ирина медленно огляделась, она силилась узнать того высокого мужчину, очень надеясь, что если не вспомнит, то почувствует его. Ее он не узнает ее ни за что в этой женщине, упакованной в темно-серую нейлоновую куртку, неприметного мышастого цвета. Потому что тогда перед ним возникла счастливая, яркая, в прекрасном дорожном костюме молодая женщина.
— Никого похожего, — пробормотала Ирина.
— Смотрите внимательней.
Его не было, это стало ясно, когда встречающие один за другим отлавливали вожделенных пассажиров, из-за которых ночь оказалась разбитой вдребезги.
А разве удивительно, что его нет? — пожимала плечами Ирина. Никто никому ничего больше не посылал.
— Слушайте, — сказала она. — Но ведь можно было бы послать еще что-то из Лондона и подловить его.
Он вздохнул.
— Мало читаете детективов.
— Почти не читаю.
— Это и видно. У них много курьеров. Причем разовых.
— Тогда зачем вы меня сюда привезли?
— На всякий случай.
— Надеюсь, вы убедились в бессмысленности этого поступка?
— Нет. Напротив, завтра мы снова проведем ночь вместе.
— Не надейтесь, — как можно решительнее отказалась Ирина, сбрасывая с головы капюшон. — Иначе я стану черт знает на кого похожа, — сама от себя не ожидая, добавила она.
— Вы станете еще красивей, Ирина, — прошептал он и указательным пальцем провел по тыльной стороне ее руки, пытаясь проскользнуть поглубже под рукав куртки.
От его прикосновения ей стало нестерпимо жарко, она дернула молнию куртки и убрала руку, делая вид, что не заметила провокационной ласки.
— А теперь, может быть, мы поедем? — Она повернула к нему деланно-бесстрастное лицо и сощурила глаза. Ее взгляд наткнулся на его, светящийся, как у кошки в темноте, — свет лампы падал косо и зажигал радужку.
— К вам? Ко мне? — Он секунду помолчал, потом пожал плечами. — Впрочем, куда скажете вас отвезти, туда и отвезу.
Она стиснула зубы, а руки, не вынимая из глубоких карманов, сцепила перед собой, чтобы унять дрожь, которая охватила все тело.
— Вы отвезете меня ко мне. А потом можете катиться ко всем чертям!
Андрей кивнул.
— Как скажете, Ирина.
Она смутилась, ведь этот внутренний взрыв был направлен на себя, не на него, на реакцию своего тела, которое готово было завопить каждой клеточкой: «Я поеду куда угодно! Только с тобой!»
— Вы чрезмерно серьезны, Ирина Свиридова. — Андрей наклонил голову и пошел к выходу. Она шла за ним, прикусив нижнюю губу, которая вдруг задрожала.
Они уселись в машину, он резко тронул «девятку» с места, Ирина отвернулась к окну и, чтобы успокоиться, попыталась считать фонари на столбах.
Обратный путь они провели в молчании, он высадил ее у подъезда, подождал, когда в ее окне загорится свет, и уехал. Он не сказал ей даже про завтра, полагая, что они уже обо всем договорились. Разве нет?
