Дженнер взобрался на крышу пристройки и влез в окно ванной, оставленное неплотно закрытым. К этому времени его преследователи сбились со следа, во всяком случае, их было не видно и не слышно. Несколько минут он посидел на корточках на полу ванной. Потом, уверенный, что в доме никого нет, вышел на лестничную площадку. Прошел по ней, заглянул в проем едва приоткрытой двери и, поскольку ничего или почти ничего не увидел, открыл дверь немного пошире. В этот момент все еще спавшая девушка по имени Розмари Стэнли при виде незнакомого мужчины подскочила на кровати, с криком бросилась к окну, разбила его щеткой для волос и закричала изо всех сил: «Помогите! Помогите!»
Странно, но теперь этот дом не вызывал у Виктора Дженнера никаких эмоций. Вне всякого сомнения, это был тот же дом по Солент-гарденз, в конце квартала, но он не узнал бы его только по внешнему виду. Виктор шел по другой стороне улицы, глядя на здание. Неровный слой штукатурки был побелен, у парадной двери был другой цвет. Так ведь? Виктор не помнил, видел ли ее. Разбитое окно застеклили. Конечно же, годы назад. Однако почему-то, когда Виктор думал об этом доме в тюрьме, он всегда виделся ему с разбитым окном, куда задувал ветер, поднимая шторы. Это было самым пугающим во всей картине: всякий раз, когда они вздымались, он ожидал увидеть полицейского на лестнице. И потом наконец увидел. Он так и не понял, почему навел пистолет на Флитвуда, а не на полицейского на лестнице за окном. Какая-то женщина хлопнула входной дверью, подошла к калитке, перегнулась через нее, посмотрела сперва направо, потом налево. Эта сорокалетняя пухлая брюнетка никак не могла быть ни Розмари Стэнли, ни ее матерью. Та семья, скорее всего, съехала отсюда. Женщина вернулась в дом, оставив дверь слегка приоткрытой. Виктор повернулся и пошел обратно мимо дома к Харвист-роуд и Сальюсбери-роуд, к магазину Джаппа.
Десять лет назад, в той комнате на втором этаже, все казалось нереальным. Виктор снова и снова думал, что этого не могло быть. Полицейские утверждали, что он хотел изнасиловать девушку, но ему даже в голову это не приходило. Он испытывал негодование, негодование и удивление от того, как все случилось. Полицейские снаружи и полицейские, пытающиеся войти, – в сущности, сам того не ожидая, он попал в осадное положение. К этому прибавился мерзкий звук завывающей сирены и собирающаяся, жадно наблюдающая толпа – и все из-за того, что он обхватил девушку за шею, убежал и хотел найти убежище в пустом доме…
Магазин Джаппа снаружи выглядел совершенно так же, как в Эктоне. На тротуаре ящик с букинистическими книгами, поднос с викторианскими ювелирными изделиями за стеклом витрины. Когда Виктор открыл дверь, зазвенел колокольчик. Внутри было иначе: меньше мебели, ящик с бабочками на иголках, белянками с желтой окраской, углокрыльницами, нимфалидами вместо павлиньего чучела. На красном мраморном столе стоял старый кассовый аппарат, оцененный в тридцать четыре фунта. Виктор не представлял, с какой стати кому-то захочется его купить. Запыленный занавес из зеленого бархата в глубине магазина отодвинулся, вышел старик. Рослый, крепко сложенный, с большими мозолистыми руками. Мягкие седые волосы и желтовато-белые густые усы резко контрастировали с багрянисто-красной кожей лица. Голубые глаза были маленькими, блестящими, с красными прожилками.
– Вы мистер Джапп? – спросил Виктор.
Старик кивнул. Он был из тех, кто выпячивает нижнюю губу, когда кивает. Для своего возраста он был необычно одет: в джинсы, красную рубашку и черный расстегнутый жилет в тонкую полоску. Виктор объяснил, что ему нужно, что у него полный дом мебели, которую нужно оценить и найти на нее покупателя.
– Я мог бы приехать и взглянуть, – предложил Джапп. – Где это? Надеюсь, не где-то в захолустье.
Виктор сказал, что мебель сложена в гараже дома в Ганнерсбери.
Выпятив нижнюю губу, Джапп кивнул.
– Только не теряй чувства меры, – сказал он. – То есть никаких заблуждений по поводу бесценности маминого антиквариата и прочей ерунды.
– Откуда вы знаете, что это мебель моей матери? – спросил Виктор.
– Подумай сам, петушок, чьей еще она может быть. Бедная старая мама в конце концов скончалась и оставила тебе свой хлам, с которым тебе не хочется возиться. Это не Луис Кэнгс и не Хепллуайт, как бы ты ни хотел убедить в этом остальных.
– Это хорошая мебель, – запротестовал Виктор, чувствуя себя оскорбленным.
– Ну, еще бы. Пока мы не слышим об оценке и наличии покупателя.Я освобождаю дома и квартиры, так? Я осматриваю вещи, называю цену, если она тебя устраивает, я забираю все, если нет – ищи другого, простофилю. Еслисможешь найти. Что скажешь? Тебя это устраивает?
– Ладно, только мне нужно предупредить тетю, что вы приедете. Мебель у нее в гараже. Мне нужно поехать к ней и все рассказать.
– Не спеши так, – продолжил Джапп. – Ждать придется добрых две недели. На это время у меня дел по горло. Как насчет того, чтобы подождать дней четырнадцать, петушок? Ты называешь мне адрес этой доброй леди, и я буду там ровно в три.
Виктор назвал ему адрес Мюриель. Джапп записал его, а также имя Виктора. Дженнер ждал, что хозяин магазина его узнает, но, видимо, Джаппу оно ничего не говорило, он закрыл свою книгу заказов, достал из кармана пакетик мятных конфет «поло» и предложил Виктору.
Не желая отказываться, Дженнер взял конфету. Джапп заколебался в задумчивости, глядя на мятные леденцы, как бросающий курить человек смотрит с жадностью, с отвращением, с сомнением и с вожделением на очередную сигарету. Секунды через две слегка вздохнул, завернул разорванный в верхней части пакетик и сунул его обратно в карман.
– Нельзя потакать себе, – сказал он. – Одно время я очень сильно к ним пристрастился, считай, даже помешался на них. Двадцати пакетиков в день было мало, доходило до тридцати. Хорошо, что зубы у меня не свои, а то бы совсем их испортил. Теперь я сократил это количество до пяти в день. Неизменные пять, и я доволен или, скажем, могу с этим жить. Способен ты понять это, петушок?
Хотя у Виктора не было никаких пристрастий, он прекрасно понимал хозяина магазина. Из-за этого чувствовал себя неловко и жалел, что обратился к Джаппу, но не хотел искать другого торговца подержанной мебелью, поэтому сказал, что встретит Джаппа у Мюриель через две недели в четверг, в три часа дня.
Теперь Виктор уже не поехал на метро, а сел в автобус. Проезжая по арочному мосту возле станции Кенсел-Райз, он заметил в окно на газетном киоске надпись: « Зверское изнасилование в Эктоне». Сначала он отвернулся, но потом вышел на следующей остановке, подошел к первому попавшемуся киоску и купил «Стандард».
Глава 5
Это была короткая заметка, всего несколько строк внизу страницы. Девушку из Эктон-Вейл прошлым вечером изнасиловали в парке Ганнерсбери, сломали ей челюсть, разбили лицо. Садовник нашел пострадавшую после того, как она пролежала всю ночь в лавровых кустах, там, где насильники бросили ее. Эта заметка вызвала у Виктора странное чувство легкого головокружения и тошноты. В прошлом он иногда читал сообщения об изнасилованиях, которые совершал сам во время рейдов по Лондону от Финчли до Чизуика, от Харлесдена до Лейтонстоуна, пока одна из машин Алана стояла где-нибудь, словно на дороге к клиенту. Он искал, что желтые газеты пишут о его «жертвах». В те дни полицейские и судьи, присяжные и широкая публика далеко не так сочувственно относились к жертвам изнасилования и далеко не так осуждающе к насильникам, чем сейчас. Все считали, что жертвы сами на это напросились, а насильники не могли устоять перед соблазном. Высокие полицейские чины доходили до предложений жертвам «расслабляться и получать удовольствие». Читая «Стандард», Виктор обратил внимание, что теперь отношение очень изменилось. Еще находясь в тюрьме, он отметил, что из-за Движения за освобождение женщин, женских кампаний против того, как обращаются с жертвами изнасилований, и перемены позиции судов изнасилования рассматриваются с суровостью, немыслимой десять лет назад.
