После очередного визита на родину Кокрофт решил вскочить на подножку уходящего поезда. Он стал припоминать разные эпизоды из собственной итальянской жизни, которые можно было бы превратить в забавные истории, но тщетно: ничего особенного с ним не происходило. Следуя примеру обитающих по соседству литераторов, Кокрофт пытался создать красочную палитру и донести до читателя аромат Италии. Но вскоре ему наскучило принюхиваться к местным запахам, и, откровенно говоря, он не мог себе представить, что кому-нибудь вдруг захочется читать об этом. Прежде чем сдаться, Кокрофт написал одну-единственную главу — страниц сорок, где во всех подробностях и с мельчайшими деталями рассказал, как однажды отправился с собакой на прогулку и едва не наступил на змею. На этом с литературой было покончено.
Однако безуспешные попытки написать книгу хотя бы на некоторое время заставили Кокрофта оценить всю прелесть его скучной и однообразной жизни. Он был счастлив, что может спокойно наблюдать, как дни, недели и месяцы сменяют друг друга, не принося никаких существенных перемен. Каким бы серым и бесцельным ни было его теперешнее существование, оно, безусловно, казалось гораздо приятнее, чем жизнь, наполненная яркими событиями, о которых стоит писать, — ведь это не означает, что у романа будет счастливый финал.
Иногда, отправляясь в город за покупками, он сталкивался с обитателями маленьких симпатичных домиков. Если его приглашали, Кокрофт не отказывался зайти в бар пропустить по стаканчику Однако он никогда не стремился поддерживать с ними более тесные отношения. Его утомляли бесконечные разговоры о том, что Англию наводнили толпы иммигрантов или что власть в стране захватили проевропейски настроенные сталинисты, — это и заставило соотечественников покинуть Соединенное Королевство; далее соседи начинали возмущаться: «Жуликоватым итальянцам совершенно нельзя доверять!»; затем, печально вздыхая, они говорили, что Лондон — ужасно дорогой город, это выяснилось во время их последнего визита на родину, после чего доверительно сообщали Кокрофту, где можно купить дешевое оливковое масло.
— Однажды я попытался написать книгу об этих местах, — сказал Кокрофт.
Босниец ничего не ответил.
Небо потемнело. Вдалеке послышались слабые раскаты грома.
— Похоже, будет гроза, — сказал Кокрофт и добавил, поглядывая на сгустившиеся тучи: — Первая, летняя.
Тимолеон Вьета поднялся с травы и потрусил к дому. Начал накрапывать дождик. Мужчины, прихватив шезлонги, последовали за собакой. Кокрофт остался сидеть на кухне, а Босниец ушел к себе в комнату. Он достал свой старый швейцарский нож. Нож был завернут в носок и лежал на самом дне сумки. Там же был спрятан маленький точильный камень. Босниец стал точить и без того острое шестидюймовое лезвие. Нарастающие раскаты грома заглушали чирканье ножа по камню. Вслед за глухим ударом следовала вспышка света, а затем, как будто слегка запаздывая, небо вспарывала тонкая зигзагообразная линия.
Отверженный
Ему доставляло огромное удовольствие просто смотреть на мальчика в серебристых шортах; целуя его, Кокрофт был счастлив. За те четыре месяца, что они провели вместе, Кокрофту даже стало казаться, что его жизнь не так уж бессмысленна. Мальчик, несмотря на свой нежный возраст, был искушенным и опытным любовником: он умел завоевать сердце пожилого мужчины, а его изощренные ласки приносили такое невероятное блаженство, что вполне могли довести старика до безумия. С Тимолеоном Вьета мальчик тоже быстро нашел общий язык — пес обожал его и ходил за ним по пятам. Все то незабываемое время, пока длился их роман, оборвавшийся столь внезапно и трагически, слилось для Кокрофта в один сплошной медовый месяц. Правда, в отношении домашнего хозяйства мальчик в серебристых шортах был абсолютно беспомощен. Он, словно прекрасная Клеопатра, мог часами лежать в изящной позе, однако не сумел бы поменять перегоревшую лампочку.
Босниец неторопливо и стараясь не особенно задумываться над тем, что делает, содрал облупившуюся краску со всех оконных рам и заново покрасил их. В детстве во время школьных каникул мать всегда заставляла его выполнять различную работу по дому. Она говорила, что настоящий мужчина должен уметь держать в руках молоток и знать, как забить гвоздь, а кроме того, это научит его ценить чужой труд. Благодаря маме Босниец знал, что он должен делать, и примерно представлял, как и с помощью каких инструментов. Иногда, если была такая необходимость и прослеживалась прямая выгода, он демонстрировал свое мастерство одиноким девушкам, которым требовалось повесить книжные полки или заштукатурить небольшую трещину на потолке. Он знал, что его труд будет щедро вознагражден романтично настроенной девушкой, которая всю жизнь мечтала о надежном мужчине с ярко выраженными хозяйственными наклонностями.
Поначалу Босниец взялся за мелкий ремонт в доме Кокрофта просто, чтобы убить время. Однако вскоре он с удивлением отметил, как преобразился дом, и даже почувствовал некоторую гордость за свой труд.
— Посмотри на свой новый дом, — сказал он старику, заглядывая в кухню через открытое окно.
Кокрофт вышел на крыльцо и спустился по ступенькам. Тимолеон Вьета трусил рядом с хозяином.
— О, замечательно! Как тебе, Тимолеон Вьета, нравится? По-моему, отлично.
Тимолеон Вьета понюхал травинку, на которой повисла белая капля птичьего помета.
Удовлетворение от хорошо сделанной работы несколько развеяло мрачное настроение Боснийца. Он взглянул на пса и вдруг вместо врага увидел обычную собаку — самая заурядная дворняга с висячими ушами и пушистым хвостом.
— A-а, понятно: окна тебя не интересуют, — сказал Босниец и наклонился. Он протянул руку, собираясь погладить пса и потрепать его за ушами — кажется, собакам нравится, когда их чешут за ушами. Тимолеон Вьета зарычал и вцепился зубами в протянутую ладонь. Босниец изо всех сил ударил пса. Его сапог угодил Тимолеону Вьета прямо в ухо. — Пошел вон, ты, вонючая собачья задница, — сказал он.
— О, Тимолеон Вьета, — сказал Кокрофт, — разве так можно?
Босниец ушел на кухню. Кокрофт поплелся следом за ним. Босниец стоял возле раковины и мыл окровавленную руку. В воздухе повисла напряженная тишина.
— Твой собака, он не любить меня, — пробормотал молодой человек.
— О нет, ты ему очень нравишься. Он думает, что ты замечательный.
— Что он думает?
Кокрофт вздохнул.
— Ну, знаешь, он не очень общительный, но когда ты познакомишься с ним поближе, Тимолеон Вьета тебе понравится. Вы еще станете лучшими друзьями. Вот увидишь, так оно и будет. Надо только немного подождать.
— Может быть, я не хочу знакомиться с ним поближе. Может быть, я не хочу становиться другом твоей проклятой собаки. Может быть, я ненавижу его. Может быть, я желать, чтобы его вообще не было.
Кокрофт всем сердцем хотел, чтобы молодой человек и собака подружились. Для него это было очень важно. Иногда, думая о Боснийце и Тимолеоне Вьета, он называл их «мои мальчики».
