Манко подошёл к ним на расстояние вытянутой руки и дышал в затылок, но они его не замечали.
— Класс, просто класс, — говорил парень, явно адресуя эти слова джипу. Девочки задумчиво кивали.
— Хотите прокатиться? — спросил Манко, обходя их и выступая вперёд.
— В каком смысле? — сказал парень, придерживая рукой панамку, как будто вдруг подул сильный ветер. Хотя никакого ветра не было, просто перед ними теперь стоял квадратный мужик и протягивал ключи.
— Берите и катитесь!
Все трое молча смотрели на болтавшиеся в воздухе ключи... Может быть, они уже были загипнотизированы, ключи блестели на солнце... Манко сам плохо понимал, что делает, просто он принял решение следовать первым мыслям, приходящим в голову, а тут как раз пришла такая мысль...
— Я не умею водить, — сказал парень, — у меня и прав нет.
— А у тёлок твоих? У вас есть права?
Тёлки молча покачали головами в разные стороны.
Лене и Доплеру, которые стояли далеко и всего этого не слышали, снова померещилось, что он достаёт из брюк... Но видели они только, как парень и две девушки сели в машину, как машина отъехала, как человек в голубой рубашке, за которым они наблюдали в кафе, помахал джипу рукой... Лена и Доплер пошли дальше в обнимку и где-то возле детских аттракционов замерли в долгом поцелуе.
— Научишься, — сказал Манко, доставая ствол... Не полностью, но так, чтобы эти трое видели и больше не сомневались, что он не шутит.
— Это не конец, — сказал он, усмехаясь... Через час приедешь на это же место, но этот час вы должны всё время ехать, не останавливаясь. Я проверю по счётчику и заплачу по счётчику. Десять баксов за километр, ферштанден?
Конечно, он мог их и так запихнуть в джип, запросто... Но было бы много визгу... А так всё тихо. Сели и поехали... И сразу научились водить... А как в море бросают, когда плавать учат? А это ещё проще, суша всё-таки... Ну задавят пару кур, ничего страшного... Он пошёл по набережной в другое кафе. Та же девушка с платочком была и там, но, может быть, ему показалось, многие так косынки подвязывают, а на лицо он не обратил внимания. Он заказал двести водки. Через час, — подумал Манко, — если не будет ДТП, они приедут, никуда не денутся. А денутся, так и хрен с ним, с хаммером этим долбаным, он совсем озверел, людей не давит, взваливает это на меня, сука... Человек хуже зверя, когда он зверь — кто-то сказал... И хуже машины, когда он — машина, — я добавлю... Манко опрокинул в рот водку, выдохнул, и сказал вслух: «А я не машина!»
— Повторяй за мной: я не машина, я не машина! — сказал он громко, обращаясь к парню, который сидел за соседним столиком. Тот поперхнулся креветкой и закашлялся, глядя на Манко выпученными глазами. Манко встал и подошёл, чтобы похлопать парня по спине, но тот ускользнул, быстро расплатился у стойки и выскочил на улицу.
— Пиздец какой-то, — сказал Манко, — чего вы здесь все такие забитые? На Юге? Где ваш кураж?
Он заметил, что на столике уже снова стоит полный стаканчик, хотя он вроде ещё не заказывал. По морю бежали барашки... «Над седой равниной моря...» — тихо пропел Манко на мотив «из-за острова на стрежень...» и подумал, что всё фигня, просто немного колбасит, с кем не бывает... Он опрокинул в себя станканчик... Стало вообще хорошо, солнце, Крым... Всё на хуй бросить, начать новую жизнь. Оставить одежду на берегу, с паспортом в кармане, типа утонул, не ищите. А сам голый вылезу к хипарям в бухту... Манко как-то забредал к ним много лет назад, и было нормально, без понтов, напоили молоком с травой и спать уложили. Правда, он не спал, а вращался всю ночь в цветной центрифуге — как космонавт перед полётом.
В космос лететь не стал. Он был дублем, его не взяли... А может, и улетал, но утром этого не помнил, и всё было чистое такое утром, весь мир, каждую галечку хотелось чмокнуть, а девочек наоборот, не хотелось совсем, хотя они лежали голенькие и тут и там, но это было как в детском саду, как в яслях, короче, заново на свет народился. А потом опять набилось трухи всякой в душу, но за травой или другими какими очистительными средствами Манко пока не тянулся... Он заметил, что к человеку, серьёзному с виду человеку за одним из соседних столиков, то и дело подходит какая-то дохля, садится рядом с ним на корточки и что-то они там перетирают... Что, нельзя посадить человека рядом с собой, на стул? — подумал Манко. — Что это такое, по-собачьи сидит, потом выходит, потом опять на задних лапках... Я, конечно, тоже не эстет, но не заставляю людей сидеть на корточках... Может, сказать ему? Товарищ, гордым надо быть! Устроить им тут революцию? Манко прикинул, как взлетят брови у хозяина человека-собаки, как он начнёт хвататься за мобилу... Это всё можно будет сразу пресечь и проучить бегемота, вспомнить молодость, пусть даже дружки его сразу в кабак налетят, будет немного по-ковбойски... Ну что, встряхнуться? Да нет, — подумал Манко, — лень... Ленивый я стал... Но любопытный... О чём они там перетирают? Он встал и пересел за их столик.
— Харьковская налоговая, — сказал Манко.
— Не пизди, — усмехнулся бегемот, — давай лучше по сто — на брудершафт.
Мужик был, очевидно, тёртый, умел общаться с людьми, и вот уже они пили по второй, по третьей... Бегемота звали Семён, он был из Донецка, держал там сеть ларьков, ну и какие-то у него были виды на расширение бизнеса, в частности, в этом посёлке, кто-то предложил войти в долю, построить гостиницу прямо на берегу, шестёрка его по этому поводу собирал кое-какую информацию и доносил хозяину, причём, как только что-то узнавал, так сразу и доносил, голова у него вмещала только одно сообщение. Смешно, что возле кафе его ждала настоящая собачка, он каждый раз привязывал её к ограде, маленькая такая шавка, Манко увидел, когда выглянул на улицу, чтобы посмотреть, не приехал ли его броневик. Дохля в этот момент тоже вышел из кафе, отвязал собачку и они засеменили по улочке, свернули в парк. Манко расплатился за водку и закуску, и за себя и за будущего владельца гостиницы, который заразил его своим олимпийским спокойствием... На улице стоял джип, пустой, ни мальчика, ни девушек нигде не было. А может, их вообще не было, — подумал Манко, — как и того, на дороге. Как и Семёна из Донецка, всё померещилось... Теперь ищем гостиницу, там спим как мимимум десять часов, а дальше посмотрим... Он остановился возле джипа, глядя на пятно на бампере... Чёрт его знает, а может, и сбили кого-то, — подумал Манко, — они ж водить не умеют, суки... И смылись... Да нет, если б они кого-то сбили, джип не стоял бы сейчас на том же месте... Значит, всё-таки было там что-то... Типа чудо... Но чудес не бывает, бывает только... Болезнь Альт-хаммера... Но он у меня новый совсем... Или как его... Рассеянный склероз... Бывает же такое... Мульти-пульти... Нет, лучше уж пусть будет одним мудаком меньше... Или ещё лучше: поспи, и всё пройдёт, — Манко усмехнулся, вспомнив, как сказал это своей бывшей жене. Когда она разбудила его ночью и закричала: «Лёня, началось!»... Она должна была рожать, у неё отошли воды и начались схватки, а он ей в ответ: «Поспи, и всё пройдёт». После чего перевернулся на другой бок и захрапел... Вспоминая это, Манко всегда смеялся... Сидя в джипе, который стоял с заведённым двигателем, он повторял вслух: «Поспи, и всё пройдёт!»
