Книга Чудо хождения по водам - Анатолий Курчаткин

Гости расходились. Ночь дышала в распахнутые окна свежестью отдохнувшей от солнечного жара земли и начавшим светлеть востоком. Слышно было, как внизу на улице, всхрапнув табуном лошадей, спрятанным под капотом, одна за другой отъезжают от подъезда машины.

– Ладно, что же, пока, – сдерживая зевок, обнял В. последний гость – его друг еще со школьных времен, вместе прогуливали уроки, вместе готовились к контрольным, укрепляли друг друга, отправляясь на первые свидания. – Держись! Испытание славой – одно из коварнейших. Сил тебе!

– Да, да, – ответно похлопывая друга школьной поры по спине, отозвался В. ни о чем не свидетельствующим согласием. Все, все, уходи, изнывал он от нетерпения поскорее закрыть за ним дверь.

За ним и тем человеком, назвать которого гостем было бы странно – друг школьной поры появился в его сопровождении, не испросив на то у В. согласия. Вот, думаю, ты не будешь против, очень всем этим интересуется, представил он своего спутника В., когда они вдвоем входили в квартиру. Спутник его не назвался, лишь молчаливо и стеснительно улыбался, как бы поддакивая улыбкой другу школьной поры, и потом все время застолья тоже молчал, молчал и улыбался своей стеснительной улыбкой, издавая лишь, когда уж нельзя было промолчать, невнятные междометия. И сейчас, стоя в коридоре рядом с ними, глядя на их прощальное объятие, он все так же молчал и улыбался, а когда настала пора прощаться и ему, вместо того, чтобы протянуть руку (а В. уже изготовился подать свою), отпятился назад, за друга школьной поры, словно хотел спрятаться, и только отвесил оттуда поклон. Очень вам благодарен, признателен, несказанно доволен, – такое при этом было оттиснуто выражение на его лице. Лицо у него, надо заметить, отличалось какою-то особой, младенческой гладкостью, казалось, оно даже в нежном светящемся пушке, будто он никогда в жизни не брился.

Наконец дверь за другом школьной поры и его самовольно приведенным спутником закрылась. В. запер дверь, выключил в коридоре свет и поплелся обратно в комнату. Он неожиданно, в один миг обессилел, ноги не шли, каждый шаг давался с таким усилием, будто к лодыжкам привязано по гире. В комнате он тут же рухнул в кресло и провел руками по лицу. Было чувство, нужно что-то снять с себя, чтобы оставить закончившийся вечер позади. Беззвучный телевизор разразился заставкой ночных новостей, показал диктора в студии, и следом на экране замельтешила нарезка из В.: вот он на пресс-конференции рядом с пасущим его директором по связям, вот он садится в машину, вот уже на озере, подходит к воде… В. в бешенстве вскочил с кресла, словно не свалился на него минуту назад кулем, отыскал на разоренном пиршественном столе пульт и отнял у лишенного дара речи телевизора и дар изображения.

– Ну, устроила ты, – не удержался, укорил он появившуюся из кухни активную, будто совсем не устала, свеженькую жену.

Это она была повинна в неожиданном сегодняшнем застолье. Когда вечером по-обычному подъехал на своем “Фольксвагене” к ней на работу, заскочивши в машину, жена первым делом сообщила, что у них сегодня большой сбор. Нечего лелеять свою депрессию, отрезала жена в ответ на его удивление. Закрылся от всех, не отвечаешь ни на один звонок, а у меня сегодня телефон раскалился! Нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Люди хотят тебя видеть! Слышать! Наши друзья. Мои. Твои. Пощупать меня хотят, сказал В., так, да? Ну так и если, отозвалась она. От тебя убудет? И сейчас в ответ на его укор, что устроила весь этот сбор, жена, принявшаяся было составлять очередную стопку тарелок, прервала свое занятие и заступила В., вновь наметившему для себя соединиться с креслом, дорогу.

– Переста-ань! – проговорила она тем голосом, который значил у нее, что она заведена, вся предвкушение близости, что вскоре предстоит им, и одарит В. своей сокровенностью со всею щедростью. – Переста-ань!.. Ты стал знаменитым. Насладись этим! Дай насладиться мне! Всегда, всегда хотела быть знаменитой. Если не сама, то женой знаменитости. И вот стала. Разве это не прекрасно? Я живу с мужчиной, который знаменит! Дай мне насладиться жизнью! Дай воспарить! Разве я прошу чего-то дурного?

Глаза у нее блестели, она вся так и сияла радостью и восторгом. Совершенно неподдельными. И которые он не мог разделить с ней – шагнуть ей навстречу и, как она выразилась, воспарить. Эта его новая жена, которой он прежде не знал, была ему чужда, неприятна, даже и смешна, она казалась ему нелепой в этом ее счастливом воодушевлении от его досадной тягостной знаменитости. Но что же сейчас, спорить, переубеждать ее, опускать на землю?

– Давай уберем стол в четыре руки, – сказал он. Хотя уже и был готов предпочесть креслу постель. И совсем не ради того, что обещал ему упоенно-счастливый голос жены. Но, кто бы ни был виновником гостевого сбора, взваливать на нее одну тягомотное наведение порядка было все же нечестно. – А мыть будем завтра вечером. Постоит в раковине, ничего, что жара: зальем водой.

– Да, постоит. Зальем. Ничего! – с прежним блеском в глазах отозвалась жена. Жар, что жег ее, заставил жену истолковать его слова совсем не в том смысле, который вкладывал в них он.

Звучная шпага дверного звонка пронзила квартиру – В. только понес на кухню первую стопку тарелок.

– Кто это? – принимая от него посуду, удивленно спросила жена.