Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
— Кто? Я?
— А у тебя есть молодой человек?
— Наполовину.
То есть Романовичу я даю полбалла, а Кирилл, который, по сути вещей, должен был получить единицу, округлился до нуля.
— Ты его ревнуешь?
— А должна?
— Перестань отвечать вопросом на вопрос!
— Почему?
— Вот скажи мне. Ты пишешь очередную статью или рассказ в журнал. Откуда ты берешь сюжет? Из пальца высасываешь?
— Из жизни. А откуда ты знаешь про то, что пишу?
— Из статьи про французский маникюр. А этот разговор потом окажется на страницах очередной беллетристики?
— Может быть. Что ты творишь? Мы встретились посмотреть офорты Дали, а ты засыпал меня непонятными вопросами, на которые нет ответов. Что происходит?
Он рассмеялся и обнял меня:
— Да, ладно тебе, я же шучу. Просто ты мне очень нравишься.
Я смотрела на него: в темно-серой куртке «1881», джинсах, вместо страз украшенных странными манерами шутить.
— Скажи, а ты еврей?
— Ну, есть такое дело. А что, заметно?
— Да нет. Так, пальцем в небо.
— А еще я женат.
А еще шел снег и пушистыми паклями падал на мокрый асфальт.
* * *
— Я не понимаю, почему он тогда тебя так злостно обломал? Неужели ты его не возбуждала? — спросил мой герой, прервав мой рассказ.
— А ты меня сейчас хочешь?
— Да. Но какое это имеет отношение к делу?
— Самое прямое, он тоже очень хотел. Именно поэтому и не было.
— Не верю я в такое «хочу, но не буду», тем более с мужской стороны.
— Так ты мне все еще не веришь?
— Нет. И, честное слово, не хочу. Ты — никто, ты просто прыгаешь с одной волны на другую вместо того, чтобы плыть туда, куда хочешь.
— Но заметь, именно такая я тебя и привлекала.
— Одно дело привлекать, но от тебя очень хочется убежать к швабре!
— Беги, дружок!
— Нет, я тебя дослушаю…
* * *
Через пару часов я вернулась домой, думая вовсе не о Максе, а о правде, о том, где же те самые ее границы с ложью, и о том, что если бы точная и верная информация была бы книгой, то уже после первой страницы было бы невозможно остановиться, потому что вскрытие фактов — это самый страшный наркотик, на который мы тратим последнюю сладкую ложь, забираем ее у тех, кому она нужна больше всего. Соврите мне, что все будет хорошо.
«Меня домогается твоя сестра» — это сообщение никак не покидало мои мысли, местами проскальзывала мысль ей позвонить и расставить все точки в интересующем меня пространстве. Но тогда я никогда не смогу понять ту точку, через которую и начала проводиться та самая ложь. А может, черт с ним, с пониманием, и лучше сразу закончить этот глупый фарс. Но когда выбран путь почемучки, очень тяжело остановиться, как будто бы я разогналась до двухсот, образовалась воздушная подушка, и я больше не управляю, а верхом на судьбе и желании жить несусь вперед.
И как раз одновременно с этими умозаключениями Карина написала мне сообщение «прости меня за все», я, не спеша, ответила «за что? Ты скажи, и я прощу, я обещаю», она не удостоила меня ответом, а, встретившись наутро, стала избегать того самого «прости». Я сидела внизу в монтажке и прямыми склейками соединяла отснятый материал. Мне курсовик сдавать первого апреля. А все, что было, — это титры и пара красочных видов, с которых можно было начать все, что угодно, даже ленту криминальных новостей.
Офис располагался в полуподвальном помещении и, когда я в него впервые зашла, напоминал бордель. Один мой детский друг рассказывал, что в Амстердаме есть «Энрике Палас», где любой мужчина может за пятнадцать евро совершить необременительную прогулку по коридору с дырочками в стене на уровне пениса. И женщины, чьи лица скрыты от обывателей, доставят им удовольствие без надобности гладить волосы и заправлять мешающие пряди за уши.
Такого коридора у нас не было, как и красного фонаря возле крыльца. В остальном все то же. Полумрак и красные диваны.
* * *
А вечером мне позвонил детский друг Насти, который переехал за семь квартир от меня, вниз по лестнице. Вова очень медленно говорил, и этим напомнил мне окулиста, к которому я ходила в начале недели. Врачи — удивительные личности, хочется им сразу сказать: «Забудьте про анализы и сразу поставьте диагноз „летальный исход“». Пальцем в небо — Вова учился в ординатуре. Он смаковал каждое слово, заставляя собеседника вдуматься в смысл сказанного, проникнуться интонацией. Интересно, а сколько литров гадостей ему уже поведала Настя?
Почему-то за зеленым чаем я ни с того ни с сего спросила:
— А ты разбираешься в наркомании? Употребляешь?
— И то и другое. Я зайду к тебе как-нибудь на ужин.
— Наркоужин?
— Там видно будет, — он многозначительно улыбнулся.
Далее он перечислил весь список гастрономических изысков, которые он не переваривает. По-моему, он питался исключительно овсяной кашей, мезимом и закуривал шмалью.
Швабра № 1, или Homo erectus
Москва — столица бесконечного сокрытия фактов, особенно наличия кого-то, кроме. У Романовича под крылом ютилась Жанна, у Макса статью расходов составляла жена, а, может, еще и пара девятнадцатилетних созданий, а я просто не любила убираться, хотя и держала под рукой Кирилла.
Девушек моих мужчин я называла швабрами; за ними даже закреплялись номера: швабра номер один, швабра номер два и так по нарастающей. Родилось это просторечное прозвище из-за Жанны. Она была иссиня-черной, с губами, один размер которых уже вульгарно свидетельствовал о любви к оральному сексу, немного полновата — или кости были широкие, в общем, дурна и постоянна. Должна отметить, что она периодически умудрялась неплохо одеваться — никакого шика, но: строгие черные брюки с выглаженными острыми стрелками, плащи до колена, затянутые широким поясом. Однажды я встретила их с Романовичем на открытии очередного японского бара для многоимущих и буквально свалилась со стула. От рук, скрещенных крепко и нежно, взгляд пошел к лицам. Видимо, ее губы больше не помогали, и она решила поиграть с волосами, и похоже, самостоятельно… Выжженные до желто-оранжевого цвета волосы, секущиеся концы — как сухие осенние ветки…
Обязанные случайной встрече, мы стояли и пытались завести беседу, но темы исчерпали себя на погоде. Я же все время старалась не акцентировать взгляд на ее волосах, мысленно била себя по губам, но это было невозможно, как в детстве ребенку очень тяжело отвернуться от страшного до безобразия калеки.
Я вспомнила Настю с ее вечным советом думать о suck’уре, при этих мыслях открываются чакры и женщина становится животно-сексуальной, раскрепощенной и спокойной. Еще Настя советовала во время экзаменов делать вагинальную разминку — ритмично сжимать и разжимать мышцы влагалища. Говорит, успокаивает. Одна наша общая знакомая могла кончить, сидя на паре, поэтому ее конспекты не пользовались особой популярностью — ровный почерк становился все более упругим и надрывистым, а потом небольшой прочерк. Видимо, оргазм.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
