Придя на рабочее место, я сделала небольшой срез с кости ступни и снабдила его биркой. Если удастся найти образец для сравнения – желчный камень, цитологический мазок, волосы или перхоть с расчески, – анализ ДНК может оказаться полезным для установления личности. Если нет – по крайней мере, поможет определить пол или отыскать связь между этой ступней и другими частями тела, и тогда приметная татуировка либо зубная коронка поспособствуют возвращению усопшего домой.
Пока я запечатывала мешок со ступней и делала отметки в файле, меня неотвязно беспокоила одна мысль. Неужели компьютер ошибся? Что, если мое первое впечатление было верным и ступня действительно принадлежала женщине? Вполне вероятно. Такое случается сплошь и рядом. Но как же быть с возрастом? Я абсолютно уверена, что это кости пожилого человека, однако на борту не было никого, кто соответствовал бы таким возрастным рамкам. Возможно ли, что костные ткани моей находки были изъедены не подагрой, а какой-то другой болезнью?
И как связано со всем этим преждевременное разложение?
Я сделала другой срез кости – с самого верха нетронутой части голени, – прикрепила к нему бирку и запечатала. Если ступня так и останется неопознанной, попробую более точно определить возраст по гистологическим признакам. Вот только ждать результатов микроскопического анализа придется долго. Препараты для него готовятся в Шарлотте, в службе судмедэксперта, а невыполненных заказов там до чертиков.
Я уложила ступню в мешок, вернула ее сотруднику морга и продолжила работу. Этот день был как две капли воды похож на четыре предыдущих. Час за часом я сортировала трупы и части тел, исследуя самые сокровенные подробности. Не замечала, как уходили и возвращались другие сотрудники, не уловила момента, когда дневной свет в окнах высоко над нашими головами потускнел и перетек в сумерки.
Я уже потеряла всякое представление о времени, когда, подняв голову, увидела, что из-за штабеля сосновых контейнеров в дальнем конце пожарной станции вышел Райан. Он направился ко мне, и я подумала, что никогда еще не видела у него такого каменного лица.
– Как там дела? – спросила я, опуская маску.
– Чтобы в этом разобраться, нужно добрых лет десять.
Глаза Райана потемнели, под ними залегли круги, лицо было бледным – таким же, как лежавший между нами на рабочем столе кусок мертвой плоти. Эта перемена поразила меня до глубины души. Я не сразу поняла, в чем дело. Скорбела о людях, которых не знала при жизни, в то время как горе Райана было глубоко личным. Бертран был его напарником почти десять лет.
Хотелось как-то утешить, ободрить его, но я только и сумела, что пробормотать:
– Мне так жаль, что Жан погиб…
Райан кивнул.
– Тебе плохо? – негромко спросила я.
Желваки вспухли на его скулах, затем обмякли.
Я потянулась через стол, горя желанием взять его за руку… И мы оба уставились на мою окровавленную перчатку.
– Но-но, Квинси, только без рукопожатий!
Эта реплика разрядила обстановку.
– Я испугалась, что ты вздумаешь присвоить скальпель, – пояснила я, подхватив упомянутый инструмент.
– Тирелл говорит, что на сегодня твоя работа закончена.
– Но я…
– Уже восемь. Ты пробыла здесь тринадцать часов.
Я поглядела на хронометр.
– Встретимся в храме любви, расскажу о ходе расследования.
Затекшие спина и шея ныли, глаза саднили, словно в них насыпали песку. Я уперлась ладонями в бедра и потянулась, выгнувшись назад.
– Или же… – (Выпрямившись, я обнаружила, что Райан смотрит на меня в упор, многозначительно играя бровями.) —…Помогу расслабиться.
– Я засну, как только голова коснется подушки.
– Тебе нужно поесть.
– Господи, Райан, с чего тебя так заботит мое питание? Право, ты хуже моей матери.
В этот миг я заметила, что мне машет Ларк Тирелл. Он жестом указал на свои часы, а затем резко провел рукой поперек горла. Я кивнула и показала большой палец – мол, все в порядке.
Сказав Райану, что готова с ним поговорить, но только поговорить, я убрала останки в мешок, сделала пометки на контейнере и вернула его сотруднику морга. Сняв защитный костюм, я вышла наружу в обычной одежде.
Через сорок минут мы с Райаном сидели в кухне «Дома на горе» и ели сэндвичи с ломтями мяса. Райан только что посетовал на отсутствие пива – уже в третий раз.
– Пьяница и обжора обеднеют, – отозвалась я, постукивая по бутылке с кетчупом.
– Кто это сказал?
– Согласно Руби, это из Книги притчей Соломоновых.
– Я объявлю государственной изменой потребление легкого пива.
Похолодало, и Райан надел лыжный свитер васильково-синего цвета, который идеально подходил к его глазам.
– Это сказала Руби?
– Нет, Шекспир. «Генрих VI».
– А смысл в чем?
– Руби деспотична, как и король.
– Расскажи о расследовании. – Я откусила от сэндвича.
– Что бы ты хотела узнать?
– Черные ящики уже обнаружили?
– Они оранжевые. А у тебя кетчуп на подбородке.
– Регистратор и самописец нашли?
Я промокнула салфеткой подбородок, дивясь тому, как можно быть таким обаятельным и в то же время неимоверно раздражать.
– Да.
– И что?
– Их отправили в лабораторию НКБТ в Вашингтоне, но я прослушал копию записи речевого регистратора. В моей жизни не было ничего хуже этих двадцати двух минут.
Я молчала, ожидая продолжения.
– У ФАА имеется запрет на посторонние разговоры в кабине, пока самолет не наберет высоту десять тысяч футов, так что первые минут восемь пилоты сосредоточены на делах. Потом они позволяют себе расслабиться, отвечают на запросы диспетчеров, болтают о детишках, обсуждают недавний обед да игру в гольф. Вдруг слышится резкий хлопок – и все меняется. Пилоты тяжело дышат, болтовня сменяется выкриками.
Райан судорожно сглотнул.
– На заднем плане слышен прерывистый писк зуммера, затем стрекот, потом – душераздирающий визг. Парень из группы расшифровщиков опознал все звуки, которые мы слышали: отключение автопилота, превышение допустимой скорости, предупреждение по высоте. Очевидно, это означало, что на какое-то время пилотам удалось выровнять самолет. Слушаешь все это и представляешь, как отчаянно ребята боролись за жизнь. Проклятье!
Он опять судорожно сглотнул.
– Потом слышен пронзительный, леденящий душу вой. Сигнал опасного сближения с землей. Оглушительный хруст. И – тишина.
Где-то в глубине дома хлопнула дверь, и стало слышно, как побежала вода по трубам.
