Нет, не по аллее, по Пироговской улице к метро. На карнизах серых сталинских казармодомов беснуются голуби. Это Гамма меня ведет. Гамма плюс Альфа. А Бета… Ох, Бета!..
Я останавливаюсь, меня трясет.
И мы идем. В Ново девичьем бьет колокол… или мне показалось? Никогда не спрашивай… И так ясно, что по тебе…
И ведь всего за три года так привык, вжился, хотя и жила она не здесь, бывала наездами… Я, я лежал там, где был меловой самолет, и он унес нас обоих. Вбил в асфальт.
5
Милиция. «У нас есть сведения, что ваши тексты…» – «Какие тексты?» Изобразить изумление. Знаю, знаю, какие тексты, но и они тоже знают… Пусть! Главное – не признаваться. Как шпиону из детской книжки. Виноват, как доблестному советскому разведчику. М-да, шпиону… Для них говорить, что думаешь, – все равно что быть шпионом. Видели бы они, как мы поздно вечером раскладывали по почтовым ящикам листовки во времена чешских событий! Если кто-то входит в парадное, поднимаешься на один этаж выше и ждешь, стараешься не дышать, пока не уехал лифт, потом спускаешься и продолжаешь. Как шпион… Главное – не признаваться. КПЗ, решетки на окнах. Хорошо хоть, у меня сапоги не на шнуровке, иначе и шнурки бы забрали. К решетке с другой стороны привязывают собаку – огромную овчарку, больше меня. Дразнят ее, потом: «Не хочешь посидеть с ней?» Молчу. Сердце колотится. Пугают. В протокол я вписал все то, что было умышленно пропущено. Только потом подписал. Кажется, потом то же советовал в своей памятке диссидент Есенин-Вольпин, сын поэта Есенина. Следователь взбеленился, поэтому и собакой пугали. Все равно ничего не докажут!
– Как давно вы знали Елизавету Осипцеву?
Ах да, это уже не тогда, это сейчас. «Елизавету…» Я никогда ее так не звал, даже забыл, что она Елизавета. Милиционер тем временем листает страницы в деле.
– Ах да, здесь записано, три года… – говорит он. – А что вас связывало?
Молчу, смотрю на милиционера. Красивое грубое лицо, красное, с бачками. Такой не понимает психологических тонкостей. Тогда, больше десяти лет назад, был другой, бледный и въедливый очкарик, похожий на ученика-отличника. «Вы ведь нам не сочувствуете?» Что тут ответишь? Я сказал: «Наверное, вы сами понимаете».
Краснорожий решает конкретизировать свой вопрос:
– Говорят, она вам была почти жена.
Почти! Она была больше, чем жена, она была половиной меня, причем лучшей половиной. Но я отвечаю:
– Мы хотели пожениться.
Милиционера это устраивает: готовая формула. Наверное, так и следует отвечать – готовыми формулами, клише. Если бы только каждый вопрос не порождал во мне внутренних диалогов!..
Спрашивает про Гамаюнова. Ну, что я могу сказать – школьный приятель Гарик Гамаюнов по прозвищу Га-га. Это позже, уже в старших классах, Бета придумала нас с ней называть Альфа и Бета, Гарик же – пришлось к слову – получил имя Гамма. Замечательно умел списывать, сдувал у Беты все по естественным предметам, у меня – по математике и по физике. И главное, с ним было легко, даже лицо у него было улыбчивое, круглое, как блин, борода не росла.
– Значит, школьный приятель? Весельчак? А с вашей невестой у него ничего не было?
