Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
И все это знают. Просто мне, Вася, не повезло, заелась я, стыд совсем потеряла. Ну и осторожность тоже. А без этого нельзя. Враги ведь везде.
Люди друг другу завидуют. Я, Вася, злая была на людей, а на мужиков особенно. Крови они мне много перепортили. Но это я раньше так думала, пока вас не встретила. А встретила вас, и у меня на душе хорошо стало, и людей стало жалко. Все они мне кажутся детьми теперь глупыми, и всех приласкать хочется. Вот что с человеком любовь делает. А я и не знала этого прежде. Так бы и жила на свете – дурой жадной. Мужики да деньги, а на сердце – пустота одна. Я это, Вася, к чему рассказываю? А к тому, чтоб вы от меня не таились, не прятали правды. Нас с вами судьба свела, это уж точно. И любовь наша с вами, хоть и горькая, а какое счастье! Только его сберечь надо, Вася. Так что вы мне скажите, какой у вас срок.
Всей душой ваша Люба».
(Карандашом, на обрывке обоев.)
* * *
«Люба, милая ты моя, дорогая женщина, человек ты мой прекрасный, самый дорогой на свете! Не спрашивай меня, Любочка, про срок, не мучай! Нету у меня срока.
Василий Хлебушкин».
(Синей ручкой на листке блокнота.)
* * *
«Васенька, что тебя сегодня на прогулку не вывели? Что с тобой случилось, Вася? Я все глаза просмотрела, спросила у рыжего, он молчит. Ответь ты мне, ради бога, Васенька! Я вся без тебя обрыдалась, плохое мне чуется».
(Карандашом, на табачной пачке.)
* * *
…А ну прекрати, Рахметова! Ишь, развела истерику! Не выведут кобеля твоего, не жди! Его вчера еле откачали! Вскрылся, м…к! Что ты, сучка, мне деньги свои суешь! Как я тебе его доставлю? На закорках, что ль, принесу? Он весь в крови лежит, говорю тебе: еле очухался!
(Из разговора рыжего с Любой перед ужином.)
* * *
Вася! Василий! Посмотри на меня! Господи, да что ж они не обмыли-то тебя! Весь в крови! Васенька! Любимый ты мой, родненький! Это же я, Люба! Упросила я его, Вася, на минуточку, пересменок у них.
Можешь ты с полу хоть встать? Вот так… Вот так, родненький. Что ж они не обмыли-то, как не люди! Ну, просунь голову в кормушку! Вот так… Горишь весь! Жар у тебя, Васенька, температура! Хоть бы они тебе анальгину дали! Я попрошу, я тебе достану, Вася! Ну, так, ну, вот так, дай поправлю волосы, запеклось все. Ну, вот, ну, вот так.
Да не бойся ты! Я не плачу, не плачу. Это я от радости, что тебя вижу, я от счастья. Сейчас меня уведут ведь! Как же ты такое над собой сделал, Вася? Одну меня задумал бросить? А я без тебя дня, Василий, жить не останусь, ни денечка…
(Из разговора Любы Рахметовой с Василием Хлебушкиным. 13 часов 30 минут по московскому времени.)
* * *
Ох и дурная ты баба, Любовь! Я такой бабы дурной не видела!
Будя реветь-то! Давай я тебе, Люба, песню спою: «Шумел камы-ы-ыш, де-е-еревья-а гнулись, а ночкя-а-а те-о-омна-а-я-а была-а-а! Одна возлю-у-ублен-на-а-я-а пара всю ночь гу-у-уля-ала-а да-а-а утра!»
Говорю тебе: будя реветь! Его не сегодня завтра к стенке поставят, Васю твово! Выдумала, дура, любовь, как в кинофильме! А он жену прирезал, хахаля ее! Двоих за один вечер! А ты, дура, рыдаешь тут, спать мне не даешь! Влюбилася она! Мозгами-то пораскинь! В зону переведут, там заживем! Там и влюбляйся! А то нашла себе мертвеца! Будя реветь-то, Люба!
(Из разговора Любови Рахметовой с сокамерницей Екатериной Девочкиной.)
* * *
Васенька! Ты жив там, Вася? Меня в лазарет ведут! И я вскрылась, Вася! Чтобы на тебя взглянуть. Взяла да и вскрылась! Словечко тебе сказать хотела! Знала, что мимо тебя пойду! Дайте хоть постою с ним рядом, мальчик миленький! Ну не гоните! Может, вы тоже кого полюбите, вот нас вспомните! Вася-а-а!
(Из разговора Любы с Василием Хлебушкиным, прерванного вмешательством конвоя. Коридор Владимирской тюрьмы. 10 часов 00 минут по московскому времени.)
* * *
Больная баба-то! Вскрылась, чтобы на м…а своего посмотреть! Бритву в полу упрятала! Ну что будешь делать? Я своей рассказал, думал, смеяться будет! «Вот, говорю, как у нас, за решеткой, любят! Учись, говорю!»
А она – в слезы, полночи мне в плечо прорыдала! Жалко, говорит, очень эту женщину. Чего «жалко»? Не уследишь ведь за ней, за придуркой! А отвечать кому? Нам с тобой отвечать!
(Из разговора рыжего с напарником Степаном Алексеевым.)
* * *
«Дорогая, любимая моя женщина! Это мое письмо тебе последнее. Только бы его тебе передали. А то мы с тобой так и расстанемся, и ты ничего про меня не узнаешь. А у меня, Люба, духу не хватало правду тебе рассказать, страшно было, что ты меня разлюбишь. И себя проклинать станешь, что такого зверя, как я, полюбила, письма ему писала, слова добрые говорила. Ты меня извини, что я сразу не сознался. Очень потерять тебя не хотел. Да и надежда у меня была. Как будто судьбу перехитрить можно. Вижу теперь, что нельзя, дурак был, ошибался.
Любочка моя, чаечка моя чернокрылая! Никогда у меня такой женщины прекрасной не было, никто на тебя, Люба, не похож! И мне без разницы, что мы с тобой ни разу ничего такого не делали, потому что теперь я понимаю, что когда женщину любишь, то все с ней хорошо будет, можно без проверки. Значит, с этой женщиной тебе счастье выпало. С этой, а не с другой. Мне теперь это очень ясно. Я бы, Любовь, на тебе завтра женился, и дети бы у нас были, и все, как мы захотели. Капли бы не взял в рот. Тебя бы на руках носил. Не судьба. А почему я тебе говорю, что письмо это последнее? Потому что смерть рядом стоит. К вышке меня готовят.
Вот оно как, Люба. Числа они мне не говорят, а чувствую: скоро. Каждый день жду. Вскрылся, потому что убежать хотел от этого. Пусть, думаю, лучше сам себя убью, по своей воле. И тебе признаваться не хотел. Так бы ты хоть про меня не знала ничего, может, и думала бы обо мне получше, чем есть.
Люба, это мой самый последний с тобой разговор, самая моя заветная правда, так что не сомневайся, ни в одном слове тебя сейчас не обманываю.
Все скажу. Я срок отбыл, вернулся. Начал шоферить, потому что платят.
Пил, конечно, но не так, как прежде. Тоска у меня была сильная. Люба, глаза ни на что не смотрели. Даже водка не в радость. И тут братишка мой младший, Сережка. Он у меня глухонемой, жил в детдоме, родители-то умерли, когда он махонький совсем был, я тогда школу бросил, работать пошел, а его в детдом забрали. Я о нем и вспоминал-то не очень.
А тут вспомнил. Поехал в детдом этот. Ему уж двенадцать стукнуло. До того он, Люба, забитый был, до того горький, что я прямо за голову схватился. Братишка ведь! На всем белом свете одна душа родная моя! Битый-перебитый, от людей шарахается, глаза как у волка затравленного. Я его решил домой забрать, Люба. А куда забирать? Комнату снимал за городом, удобства на улице. Не жилье, а нора какая-то. Самого меня по неделям дома не бывает. Уйду в рейс, и кранты. А тут эта Ольга. Познакомились с ней на базе, понравилась. Ловкая женщина, веселая. В руках все горит. Старше ненамного. Первый раз осталась у меня, я утром в рейс. Возвращаюсь – конуры моей не узнать! Все прибрала, занавески повесила, борщ сварила. Тепло, хорошо. У меня от души отлегло. Я говорю: «Переезжай ко мне, а потом, может, распишемся, если так пойдет».
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
