— Почему возмутились вы? Какой части вашей души пришлось не по вкусу мое сравнение? Какой демон сидит внутри вас и говорит: «Я лучше, чем эта птица! И лучше я, чем покрытый струпьями нищий, просящий милостыню на обочине дороги. И лучше я, чем вор, крадущийся в темноте, лучше, чем трусливый предатель, лучше, чем подлый убийца! И уж на голову выше я тех, кого Танцующий называет погонщиками верблюдов!»?
Что заставляет ваше сердце чувствовать обиду? Что толкает вас на нелепые поступки, лишь затем, чтобы другие думали о вас хорошо? Что делает вас погонщиками верблюдов, даже если вы не считаете себя ими?
Ученики не нашлись, что ответить. И тогда начал Танцующий свой танец:
— Демон этот — чувство собственной важности. Внутри себя вы ходите, высоко задрав голову, как этот павлин. И затаенно гордитесь тем, что вы не такие как все. Вы — нечто особенное. Ибо нет двух одинаковых песчинок в пустыне, и нет одинаковых людей в этом мире.
Даете вы каждому явлению свое название и ставите его на ступень выстроенной в вашем сердце лестницы. И самое лучшее стоит на самом верху.
Но истина моя шепчет мне на ухо, что все в этом мире имеет одинаковую цену. И солнце равно песчинке! Все пришло из небытия и уйдет в небытие. Не равны дела наши, но не мы сами лучше или хуже других.
Предостерегаю вас: не позволяйте чванливому павлину распускать хвост в душе вашей. Эта птица — желанная добыча каждого охотника.
Не к смирению я вас призываю, но к единению с этим миром и со всей тысячей вещей этого мира.
Каждый раз, когда павлин закричит в душе вашей, вспомните о главном судье — смерти. Перед ее лицом едины глупцы и гении, нищие и цари, воры и праведники.
Пускай мерилом будут дела ваши, а не чувство собственной важности.
И когда кто-то вдруг назовет вас чванливыми павлинами, должны рассмеяться радостно вы. Или пожать плечами. Или просто пройти своей дорогой. Но не роптать возмущенно: «Да как он посмел сравнить меня с павлином?!»
Оставьте обидчивость погонщикам. У них не так много дел. И они всегда с удовольствием побудут центром мироздания.
Проходите мимо. У вас иная цель. И пусть вы будете мишенью для их острот. Но каждая стрела пройдет сквозь вас, не причинив вреда.
Я оторвался от рукописи. За окнами по-прежнему была ночь. Или это была уже следующая ночь? А может, наступила вечная ночь?.. Время остановилось. Все замерло. Или вообще исчезло… Остался только я — на крошечном островке бытия, освещенном настольной лампой. За пределами этого светлого круга не было ничего… Если я сделаю шаг туда, в темноту, то просто провалюсь в пустоту. И буду падать в нее вечно. Потому что в пустоте нет ничего… Даже смерти.
Реальность стерта. Кто-то смахнул ее влажной тряпкой, как мел со школьной доски. Оставив только меня, сидящего в кресле, полупустую бутылку, полную окурков пепельницу и серую папку у меня в руках…
* * *
— Эй! Эй, вы живы? С вами все в порядке? Скажите хоть что-нибудь, черт вас дери!
Я с трудом разлепил глаза. Голова разламывалась от боли. Язык распух и был шершавым, как баскетбольный мяч. Я сидел в кресле. Папка выпала из рук. Рядом с ней на полу валялись пустая бутылка и смятая пачка сигарет. Из-за двери слышались крики. Я не сразу сообразил, что это кричит хозяин отеля. И обращается ко мне.
— Что? — прохрипел я. Язык не слушался.
Кое-как я поднялся и доковылял до двери. На пороге стоял хозяин отеля.
— Что вы кричите? — спросил я.
— Вы двое суток не выходили из номера. И не отвечали мне, когда я стучал… Я уже думал, что вы отдали концы.
— Что вы несете?.. Какие двое суток? Я пришел вчера вечером… — мысли путались у меня в голове.
— Говорю вам, вы уже два дня и две ночи не показываете носа из номера. Что с вами? Вы больны?
— Не знаю, — проговорил я. — Не знаю… Сам ничего не понимаю. Я читал… Похоже, пил виски и курил… Хотя я бросил курить два года назад. Откуда у меня сигареты?..
— Да вы же сами просили принести вам пачку!
— Черт, ничего не помню… В голове туман.
— Вы уверены, что вам не нужна помощь?
— Я вообще ни в чем не уверен… Но помощь… пожалуй, нет. Нет. Мне нужно немного отдохнуть. Приму душ и… У вас есть аспирин? Или пиво?
— Есть и то и другое.
— Принесите. Только поскорее, хорошо? И еще… Расписание поездов. Найдете?
Хозяин кивнул. Несмотря на его слова, лицо его выражало полнейшее равнодушие. Так смотрят на мучения мухи с оторванными лапками. Я закрыл дверь.
Из душа меня вытащил стук в дверь. В номер вошел хозяин с подносом, на котором лежал аспирин и стояла запотевшая бутылка пива. Я тут же проглотил пару таблеток и запил их пивом. К горлу подкатила тошнота.
— Расписание поездов я узнал. Да, впрочем, я и так мог вам сказать, что поезд будет только через неделю, — сказал хозяин.
— Что? Как через неделю… Что за чушь! Сюда они приходят чуть ли не три раза в день.
— Раньше — да. А теперь… Ближайший — через неделю.
— Вы понимаете, что говорите? Этого не может быть…
Хозяин пожал плечами.
— Я не машинист поезда. Я всего лишь хозяин отеля. А вам очень нужно уехать?
Я промолчал. Действительно, почему я вдруг решил уезжать?.. Ведь с индейцем я так и не встретился. И ничего не выяснил о смерти друга. То есть не сделал ничего, что могло бы прекратить всю эту чертовщину. Даже если я вернусь, никто не поручится, что со мной не случится еще что-нибудь странное и жуткое. А потом я просто сойду с ума… Если еще не сошел. Но оставаться дальше в этом отеле… Черт! Я совершенно не знал, что мне делать. И чувствовал, как подступает паника.
— Не знаю… — пробормотал я.
— Простите, что?
— Н-нет… Это я не вам. Пожалуй, я останусь еще на несколько дней. Мне очень нужно разыскать одного человека… Вы не подскажете, как мне выйти на восточную окраину города? Вчера… Два дня назад я проплутал целый день и не смог выбраться из центра. Не город — лабиринт.
— Это несложно. Я набросаю вам план, когда вы будете уходить.
— Хорошо. А теперь я хотел бы побыть один.
— Конечно, конечно.
Закрыв за хозяином дверь, я тяжело повалился на кровать. Что же происходит со мной? Неужели во всем виновата рукопись? А может, она просто послужила спусковым механизмом, и безумие, которое дремлет в каждом человеке, в том числе и во мне, вырвалось на свободу?
Я попытался припомнить все, что прочитал за… За эти два дня. Не бойся. Скажи это. Ты просидел в номере двое суток. И ни черта не помнишь из того, что делал. Ты слетаешь с катушек, приятель. Слетаешь с катушек…
Я с трудом встал и снова направился в ванную. Нужно было побриться.
