Льет дождь. Я сижу в доме Аполонии Мартинес, дочери Марии Сабины. Здесь бедно-бедно-бедно. В России так строят сараи — окон нет, пол земляной, очень неровный. В сильный ливень (сегодня ночью) по полу течет вода. Полно икон, распятий, очень много цветов, в одной стороне комнаты — место для свечей и чаша для сжигания копаля (ароматическая смола каких-то хвойных). В соседнем «сарае» — очаг, огонь разводится на столе, а затем дым уходит через дырки в крыше. Здесь очень хорошо, просто по состоянию. Аполония не говорит по-испански, говорит ее внук. Когда он дома, он почти все время проводит перед малюсеньким телевизором.
Одна шальная мысль меня посетила недавно: что у «психоделической религии» есть хорошие шансы стать следующей мировой религией (во всяком случае, для «белых»). Хотя бы по исторической аналогии с христианством: и то, и другое было взято у побежденного и угнетенного народа; и то, и другое распространялось демократически, в обход классовых границ; и то, и другое сильно преследовалось правящей верхушкой, большей частью с какой-то нелогичной истерией. Да и время сейчас подходящее, со всем наворотом любых учений, поскольку старые обезвкусились… А что? У меня даже есть еще один грустный аргумент: такое легче ввести под государственный контроль (а это — необходимое условие «большой» религии). Тут, в отличие от дзэн-буддизма, дозы можно отмерять и регистрировать.
Те «хиппи»,[37]что валили сюда 30 лет назад, — они ведь думали, что скоро все изменится! Что ведь нельзя же, приняв грибы или ЛСД, остаться таким же тупым и слепым к бесконечности жизни, как их родители! Так ведь и первые христиане звали: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Божье!» А общество — оно все глотает, ему никакие просветления нипочем. Много радости было, много вдохновения, многие приблизились, а кто-то, наверное, вошел. На волне, среди своих, многое легче. Дай им всем, Бог, счастья и «легкого трипа». Я сижу здесь, на столе лежат грибы. Ручеек не пресекается. А в Царство Божие батальонами не входят.
Глава 4 Наука и грибы
Два психиатра, которые принимали грибы и описывали свой опыт, были раскритикованы научным сообществом как люди, более не «объективные».
Таким образом, мы все разделены на два класса: те, кто принимал грибы и которые поэтому дисквалифицированы из-за своих субъективных переживаний; и те, кто не принимал грибов и, таким образом, дисквалифицированы из-за своего полнейшего незнания о предмете.
(Гордон Вассон)
I. Когда Тимоти Лири и Ричард Альперт проводили эксперименты с психеделиками в Гарварде, 15 из 16 аспирантов факультета психологии, если мне не изменяет память, в 1962 году выразили желание заниматься «только этим». Лири и Альперта только за это, стоило выгнать из Университета, без сомнения.[38]Неважно, какие объяснения и рационализации навесили на это тогда и потом научный истеблишмент. Важно, что большой символический поступок был совершен тогда, и смысл его заключается в том, что Большая Наука повернулась спиной[39]к изучению Психоделического опыта. Не лезет он в правящую парадигму, в материализм плюс объективизацию всей Вселенной. В книгах пишут, что легальные запреты помешали экспериментальному изучению действия и природы энтеогенов. Мне кажется, что это полуправда, настоящая же «большая» причина — это сильная нестыковка базовых парадигм. «Объективный материализм» дергается от энтеогенов примерно так же, как матушка Церковь в свое время дергалась от его изучения трупов, гелиоцентризма, эволюции и прочей разъедающей ржи. И ради Бога не хочет он этим заниматься, ради Бога.
Все, о чем я пишу дальше, — это в основном достижения очень и очень отдельно взятых ученых и не совсем ученых. Многие из них «страшно далеки» от main stream.[40]Многие работают сами по себе. Многие выполняют эти исследования «по боку» «основной» работы. Многие пользуются терпимостью или «темнотой» коллег. Здесь что ни человек, то отдельная история.
Если попытаться выделить основной методологический подход к изучению энтеогенов в рамках западной науки, то мне кажется, что он гениально проиллюстрирован в одной хорошо известной истории. Ее рассказывают про Ходжу Насреддина и еще много про кого. Герой этой истории—ну, скажем, Ходжа Насреддин—ночью лазает по улице на карачках под фонарем. Знакомый прохожий спрашивает, что он здесь делает. Тот отвечает, что потерял ключи. Прохожий вызывается помочь ему, тоже ищет. Наконец, после долгих поисков, он спрашивает у Насреддина, помнит ли он, где именно он потерял ключи. «Да, — отвечает Ходжа, — вон там», — и показывает на темную противоположную сторону улицы. «Черт возьми! — восклицает помощник. — Почему же ты ищешь здесь?!!»«Здесь светлее», — объясняет Ходжа.
Я имею в виду, что обычно исследования проводятся так: существует какая-нибудь лаборатория, а в ней какая-нибудь накатанная методика и некто, желающий заниматься энтеогенами. Например, у них накатана методика какого-нибудь психологического теста на вшивость, измерения объема выдыхаемого воздуха или обучения мышей различать запахи. И вот в эту методику суются, скажем, грибы, и привычно замеряются данные, которые потом, конечно, не нужны никому и ни для чего. Я шучу, но совсем немножко. Примерно так это обычно и работает.
Так делаются плохие исследования. О таких я почти рассказывать не буду, но если вы поищете сами среди современных статей, вы легко их найдете, будьте уверены, в большинстве.
2. Итак, в «Истории» я уже упоминал про Роджера Хейма, который сделал первые биологические определения и описания псилоцибиновых грибов, а также про Альберта Хофманна, который выделил из грибов их активное начало — алкалоиды псилоцибин и псилоцин. Эти линии исследования были, конечно, продолжены, и вот их главные результаты.
Псилоцибин и псилоцин содержат в основном грибы видов Psilocybe и Panaeolus. (Есть еще несколько видов грибов, принадлежащих к родам Inocybe, Conocybe, Gymnopilius, Psatyrella и содержащих эти алкалоиды, но их роль относительно невелика.) Эти грибы растут практически по всему миру: в Европе, в обеих Америках, Австралии, Океании, Африке и т. д. Их виды для разных мест различаются, но практически трудно найти место, где какие-нибудь виды Psilocybe иди Panaeolus в какое-нибудь время, в каких-нибудь условиях не росли. Очень может быть, что сейчас вместе со знаниями об их разновидностях и эффектах растет и ареал их распространения. Эти грибы — 100 %-ные сапрофиты, то есть живут за счет разложения органических веществ (в отличие от других грибов — паразитических (живущих за счет хозяина) или микоризных (образующих симбиотические отношения с корнями деревьев). Они хорошо заселяют «нарушенные» биоценозы, то есть, грубо говоря, места, где уже не природа, но еще не асфальт, а таких на Земле очень много. По каким-то причинам они любят расти близко к человеку; их практически никогда не находят в полной глуши.[41]Основной средой их обитания являются влажные луга и поляны; многие из них предпочитают, чтобы на этих лугах был коровий или лошадиный навоз. Видов много, и они, на самом деле, довольно разнообразны и по виду, и по своим предпочтениям.
