— А что она сделала с отцом?
— Отравила его.
— Подожди-ка, подожди-ка.
— Жду.
— Я этому не верю.
— Ты отказываешься верить, что мать убила отца постепенным отравлением?
— A-а, постепенным отравлением. Теперь я поняла.
— Теперь ты поняла.
— Ты имеешь в виду, она сделала ему что-то, что действовало как постепенное отравление.
— Точно.
— Я понимаю, — отозвалась Энн.
— И это легче простить, — сказал Джоби. — Она не подсыпала ему в десерт мышьяк и не добавляла в коктейль цианистого калия. Так что это легко простить. Люди обычно не думают о других видах яда, о тех, что не хранятся в бутылках.
— О, перестань разглагольствовать как не знаю кто! Как проповедник. Ты говоришь как проповедник.
— А что ты думаешь о женщине, которая зная, что ее муж алкоголик, каждый вечер наливает ему выпивку?
— Но отец… Я знаю, что ты сейчас скажешь.
— Именно. Ты ведь согласна, что такая женщина в какой-то мере убийца?
— Да.
— Мышьяк и цианистый калий — зло. А выпивка, разве она не соблазн для алкоголика? Ты ведь согласишься, что она почти такое же зло. Но почему это должно быть виски, или мышьяк, или что-то другое — ощутимое?
— По-моему, ты слишком много выпил кое-чего ощутимого — по имени виски.
— Ну, я по крайней мере пью по собственному желанию. Намеренно. Тот яд, которым мать потчевала отца, был едва уловимый. Но, черт подери, не настолько неуловимый, чтобы я его не заметил. И она об этом знает.
— И это все, что тебе известно? Она тем или иным образом отравила его сознание?
— Нет, Энни. Это не все, что мне известно, но и этого должно быть предостаточно. Ты любила отца, и ты должна ненавидеть все, что его могло погубить. Есть и еще кое-что, старушка, но это я приберегу для другого раза.
— Ты говоришь все это, чтобы меня поразить, — сказала Энн.
— Тебя ничто не поражает. Возможно, удивляет. Но не поражает. Могу поспорить, что нет такого злодейства или греха, о котором ты бы не слышала.
— Наверное, нет. Поэтому ты и не прав. Меня ничто не удивляет, но многое поражает. Если бы я поверила в то, что мать действительно год за годом отравляла отца, для меня это было бы большим потрясением.
— Потрясением? Почему? У нее в последние годы не было особой возможности тебя доставать, но в одном она преуспела.
— В чем же это?
— Она тебя лишила зрения.
Энн поднялась со стула.
— Ты сам, похоже, теряешь зрение, и мать тут ни при чем.
Джоби улыбнулся.
— Энни, если бы ты не была моей сестрой, ты могла бы решить многие из моих проблем.
Энни улыбнулась ему в ответ.
— Ты, дорогой мой старик, забыл, наверное, про кровосмешение.
— Тут ты ошибаешься. Это одна из моих проблем.
— Спасибо за комплимент.
— Ну, ты только не думай, что это не комплимент.
— Пойду посмотрю, нашла ли Мадам свою авторучку, — сказала Энн.
— Пойди-пойди, — отозвался Джоби. — А я посижу здесь и приложусь к достопочтенному виски из запасов Джозефа Б. Чапина.
— Это виски, дорогуша, вовсе не из запасов Джозефа Чапина. Это виски, как ни странно, мое.
— Еще того лучше. Буду сидеть тут и предаваться подлым мыслям о тебе.
— Если, конечно, ты еще будешь способен о чем-то думать, что продлится, полагаю, весьма недолго.
— Недолго, но дольше, чем хотелось бы. Как, черт подери, я ненавижу о чем-то думать. Думать — омерзительно.
Энн кивнула.
— Это точно, — сказала она.
Эдит сидела, держа на коленях номер местной газеты Гиббсвилля «Стандард».
— В «Стандард» хорошая статья об отце.
— Ну разумеется, — отозвалась Энн. — Там же мистер Хукер.
— Правда, не думаю, что мне нравится ее заглавие. «Важные лица пришли на похороны Чапина».
— Почему?
— Ну зачем эти «важные лица»? — сказала Эдит. — Было бы намного лучше, если бы они не вставляли эти слова в заглавие, а просто написали: «Похороны Джозефа Б. Чапина». И сама статья так и начинается: «Важные лица из правительственных, юридических и деловых кругов посетили похороны…» — и так далее.
— Но как выразить это по-другому? — спросила Энн.
— Да, наверное, так и должно быть, — согласилась Эдит. — Я какая-то изможденная, да и все мы устали за эти последние дни. Я совершенно обессилела. Ты, и Джоби, и все остальные мне столько помогали, а теперь, когда похороны позади, вполне естественно, что я обессилена.
— Спасибо за благодарность, мама.
Эдит в ответ кивнула.
— Я все думаю, что делать, с чего начать.
— Начать что?
— Все, все. Дом я сохраню. Я собираюсь в нем жить до конца своей жизни, и для тебя, и для Джоби он всегда будет родным домом, куда вы можете в любую минуту вернуться. Денег будет меньше, чем при жизни отца, он зарабатывал… приличные деньги. Но у меня их достаточно, чтобы содержать этот дом почти в таком же состоянии, как прежде. Ты ведь знаешь, как мы всегда жили. В пределах наших возможностей, за исключением трат, которые отец… делал, когда занимался политической деятельностью. Это был существенный расход. Очень существенный. Но это были отцовские деньги, он их заработал или унаследовал, и я знала, что он никогда не сделает ничего, что поставило бы под угрозу наше благосостояние, ваше — его детей — и мое. Дважды он отдал существенную сумму, с моего полного согласия и одобрения. И не думаю, что мне следует говорить вам, сколько именно он потратил, потому что, как оказалось, вложения отца во время войны принесли прибыль, так что в конце концов заработанные им деньги почти покрыли его расходы на политику. А возможно, он даже оказался в выигрыше. Пол Дональдсон дал ему хороший совет, и Дейв Харрисон. И кажется, Алик Уикс, но насчет Алика я не уверена.
Она подняла глаза и посмотрела вдаль на какую-то невидимую точку.
— Алик Уикс мне никогда не нравился, — продолжала Эдит. — Я очень удивилась, когда он предложил быть почетным носителем гроба.
— Почему же он тебе не нравится? Я думала, он тебе симпатичен.
— О, ты так думала потому, что мне хотелось, чтобы ты так думала. Твой отец тоже не знал о том, что я не доверяю Алику.
— Ты ему не доверяешь? — спросила Энн.
— Нет, не доверяю. И никогда ему не доверяла. Он всегда мне казался одним из тех университетских приятелей отца, которые… это, конечно, связь с прошлым, с яркими годами в Йельском университете, но на самом деле у них не было почти ничего общего. «Волчья голова»[9], и в общем-то все. Я никогда не могла понять, почему для взрослого человека так много значат два года, проведенных в одном и том же клубе. Эти ежегодные обеды в Нью-Йорке, эти выпивки и распевание нелепых песен и, наверное, бесконечные тосты в честь тех, кто умер со времени последнего сборища. В следующий раз, полагаю, Алик Уикс произнесет тост за твоего отца, и все будут взирать на него как на истинного собрата, который с риском для жизни отправился на похороны в дикие джунгли Пенсильвании.
