Новак почувствовал, как его схватили за руку и, вопреки своему желанию, последовал через вспотевшую необузданную толпу в дальнюю часть шатра.
— Эй, народ! — прорычал Штефан. — Смотрите, кого я нам привел!
Все повернулись к ним, стали орать и подтрунивать. Маркус смотрел в хорошо знакомые лица со стеклянными глазами, которые свидетельствовали о том, что алкоголь здесь уже долгое время лился рекой. Раньше он был одним из них, они были приятелями по школе или спорту, вместе пели в хоре, вместе играли в футбол в юношеской и первой команде, вместе проходили службу в добровольной пожарной дружине и вместе веселились на таких праздниках, как этот. Маркус знал всех их с детства, но внезапно они сразу стали ему чужими. Парни сдвинулись, и он уселся рядом с ними с ухмылкой на лице, скрывая под ней досаду. Кто-то передал ему бокал «майбоуля»,[11]они чокнулись, и он выпил. Когда это все началось? Когда он понял, что ему это больше не нужно? Почему эти простые удовольствия не радовали его больше так, как его прежних приятелей? В то время как другие опустошили свои бокалы за пять минут, Маркус продолжал крепко держать в руке свой «майский пунш». Вдруг он почувствовал вибрацию своего мобильника в кармане брюк. Новак достал аппарат из джинсов, и его сердце сделало скачок, когда он увидел, от кого пришло СМС-сообщение. Когда он прочитал его, кровь ударила ему в лицо.
— Слушай, Маркус, я хочу дать тебе совет на правах близкого друга, — неразборчиво промямлил ему в ухо Крис Витхёльтер, один из тренеров юниоров, с которым он раньше играл в одной команде. — Хайко сильно зарится на Тину. Тебе надо за этим понаблюдать.
— Да, спасибо. Я понаблюдаю, — ответил Новак с отсутствующим взглядом. «Что я должен ответить на эсэмэс? Просто проигнорировать? Выключить мобильник и напиться со старыми приятелями?» Он сидел как парализованный на скамье, обхватив рукой бокал с согревшимся за это время пуншем, неспособный ясно мыслить.
— Это только мое предположение. Так, между нами, раз уж мы друзья, — пробормотал Витхёльтер, опрокинул кружку пива и, залпом выпив ее, громко рыгнул.
— Ты прав. — Новак встал. — Я пойду, поищу ее.
— Да, давай, старина…
Тина никогда и ни за что не связалась бы с Хайко Шмидтом или с кем-нибудь еще, к тому же Маркусу это было совершенно безразлично, но он воспользовался возможностью, чтобы покинуть компанию. Он пробирался через толпу вспотевших тел, постоянно кивая кому-то из знакомых и надеясь, что не попадет в объятия своей жены или какой-нибудь из ее подруг. Когда он понял, что больше не любит Тину? Маркус сам не знал, что изменилось. Должно быть, дело было в нем, так как Тина оставалась такой же, как и прежде.
Новак незаметно вышел из шатра и пошел более коротким путем через пивную, которая принадлежала спортивному обществу. Когда он понял, что допустил ошибку, было уже поздно. Его отец, который сидел со своими приятелями за стойкой, как, впрочем, почти каждый вечер, уже его заметил.
— Эй, Маркус! — Манфред Новак тыльной стороной руки вытер с усов пену от пива. — Иди сюда!
Маркус почувствовал, как в нем все сжалось, но последовал призыву. Он понял, что его отец уже изрядно пьян, и внутренне приготовился. Бросил быстрый взгляд на часы, висевшие на стене, которые показывали половину двенадцатого.
— Кружку пшеничного пива для моего сына! — распорядился его отец гремящим голосом, затем обратился к другим пожилым мужчинам, которые все еще ходили в спортивных костюмах и кроссовках, хотя их скромные спортивные достижения были сделаны еще несколько десятков лет назад: — Мой сын стал знаменитостью! Он восстанавливает Старый город во Франкфурте, дом за домом! Вас это удивляет, не так ли?
Новак-старший хлопнул Маркуса по спине, но в его глазах не было ни одобрения, ни гордости, а лишь чистая насмешка. Он таким образом продолжал издеваться над ним, и Маркус не вымолвил ни слова, что еще больше разгорячило отца. Мужчины ухмылялись. Они прекрасно знали о банкротстве строительной фирмы Новака и об отказе Маркуса принять предприятие, так как в таком местечке, как Фишбах, ничего нельзя было скрыть, тем более такое серьезное поражение. Официант поставил пиво на стойку, но Маркус к нему не прикоснулся.
— За здоровье! — крикнул отец и поднял бокал.
Все выпили, кроме Маркуса.
— В чем дело? Ты считаешь себя выше того, чтобы с нами выпить, так, что ли?
Маркус разглядел вспыхнувшую от выпитого алкоголя ярость в глазах своего отца.
— У меня нет желания слушать дальше твои идиотские разглагольствования, — сказал он. — Расскажи это своим друзьям, если тебе так этого хочется. Может быть, тебе кто-нибудь поверит.
Долгое время сдерживаемая злоба его отца вылилась в попытку дать своему младшему сыну пощечину, как часто бывало раньше. Но алкоголь замедлил его движения, и Маркус уклонился от удара, не прилагая особых усилий. Без капли сочувствия он смотрел, как его отец, потеряв равновесие, вместе с табуретом с грохотом повалился на землю, и прежде чем тот поднялся на ноги, вышел на улицу. За дверью пивной он глубоко вздохнул, быстрыми шагами пошел через парковочную площадку, сел в автомобиль и, взвизгнув шинами, дал газу. Но не проехал и двухсот метров, как его остановила полиция.
— Ну как, полицейский посветил ему в лицо карманным фонариком, — хорошо «встретили май»?
Вопрос прозвучал язвительно. Он узнал этот голос. Зигги Нитшке играл за спортивное общество Руппертсхайна в первой команде, когда Маркус уже в течение нескольких лет был лучшим бомбардиром окружной лиги.
— Привет, Зигги, — сказал он.
— А, смотри-ка, Новак. Господин предприниматель. Пожалуйста, права и документы на автомобиль.
— У меня их с собой нет.
— Ах, какая досада, — издевался Нитшке. — Тогда выходите.
Маркус вздохнул и послушно вышел из машины. Нитшке никогда его не любил — главным образом потому, что как футболист он был классом ниже. Его задержание, должно быть, вызывало в Нитшке чувство глубокого удовлетворения.
Маркус беспрекословно смирился с тем, что с ним обращаются как с преступником, совершившим опасное преступление. Они проверили его на алкотестере и, очевидно, были разочарованы, когда на дисплее прибора появился нуль.
— Наркотики? — Так легко Нитшке не собирался его отпускать. — Что курили? Или нюхали?
— Хватит нести чушь, — ответил Маркус, который не хотел затевать скандал. — Я этим никогда не занимался. Ты это прекрасно знаешь.
— Попрошу без фамильярностей. Я при исполнении. Для вас я полицейский Нитшке, понятно?
— Да пусть едет, Зигги, — сказал вполголоса его коллега.
Нитшке свирепо посмотрел на Маркуса и стал напряженно размышлять, как еще он мог бы взять его в оборот. Такой возможности, как эта, он ждал бы всю свою оставшуюся жизнь.
