Поначалу я была удручена обилием черных чернил посреди моего девственно-белого мира, но заставила себя сосредоточиться. В голове промелькнула моя мантра из прошлого: лишь разум может спасти нас.
Я расчертила в блокноте колонки, по одной для каждой из нас, и мы приступили к сортировке информации. Под именем Трейси я аккуратно написала печатными буквами, которые всегда использовала Дженнифер в наших прежних дневниках: «Новый Орлеан», «Одежды», «Озеро». Трейси заглянула в блокнот и отпрянула. Видимо, слово «озеро» растеребило больные воспоминания.
Я с осторожностью перебирала письма Трейси, с ужасом и предвкушением выискивая ответы. Наконец я нашла явную ссылку на нас с Дженнифер: «Крушение, и быстро тонем в море цифр». Под своим именем я тут же написала «Крушение», «Море», «Цифры». Разумеется, речь шла об автомобильной аварии, что унесла жизнь матери Дженнифер, и о наших дневниках. Он столько узнал о нас и о многом догадался, когда мы были его пленницами.
Где-то час мы изучали письма, пока я не исписала две страницы, заполнив обе колонки. Наконец Трейси откинулась на стуле, вздохнула и посмотрела на меня, на этот раз без всякой угрозы.
— Все равно это не имеет смысла. Да, само собой, письма про всех нас. Он любил мучить нас тем, что знает. Видимо, за решеткой Джек проводит много времени, потехи ради перебирая старые воспоминания. Но что касается расшифровки, думаю, это бессмысленная затея.
— Это головоломка. Головоломка из слов. Уверена, мы сможем разгадать ее, если прибегнем к логике и структурируем его мысли. Если только…
— Сделаем расчеты? — раздраженно прервала меня Трейси. — Думаешь, это действительно может помочь? Считаешь, жизнь можно разложить по полочкам, систематизировать и легко понять? Что вся вселенная устроена в соответствии с законами внутренней логики и, используя статистический анализ, мы можем вычислить некий философский алгоритм? Сара, в жизни все иначе. Я считала, ты уже поняла это. Если три года в темнице ничему тебя не научили, тогда мои слова ничего не изменят. Посмотри, что он с нами сделал. Наш разум — вот где головоломка, а не в письмах. Он не один год запутывал нас, и ты теперь думаешь, что сможешь разгадать эти шифры методами из приключенческих книжек для подростков? Может, он еще и невидимые чернила использовал?
Она вскочила со стула и пулей вылетела на кухню. Я отправилась следом.
Трейси один за другим распахивала шкафчики, пока не нашла коробку хлопьев. Я оторопело смотрела, как она пытается ее открыть.
— Что ты делаешь?
Она совсем сбрендила? Я попятилась, прикидывая, сколько времени займет добежать до двери, открыть замки и добраться до лифта.
— Я ищу кольцо-дешифратор, Сара. Ищу тайные шпионские инструменты, чтобы решить нашу головоломку.
Должно быть, Трейси заметила панику в моих глазах, потому что поставила коробку на столешницу и сделала три глубоких медленных вдоха. Затем помассировала виски. Опустила руки и вновь посмотрела на меня, уже спокойно.
— Мы не должны сами изучать эти письма. — Ее голос окреп. — Отправь их Маккорди вместе со своей таблицей. Пускай он поручит это агентам. У них есть свои методы, стратегии, технологии. А у нас лишь чертовы воспоминания, которые будут терзать с каждым разом все сильнее.
Я стояла рядом, вперив взгляд в пятнышко на полу, от которого никогда не избавиться, если только не переделать всю кухню.
Трейси выпрямила спину и уныло посмотрела на меня:
— Признаюсь, ты слегка обнадежила меня, но все равно я лишь трачу свое бесценное время. Мне нужно скорее выбраться отсюда… Журнал остался на милость моего заместителя. Лучше займусь новым выпуском. — Она медленно поднялась и начала собираться, вновь оглядывая комнату. — Знаешь, вся эта белизна угнетает.
— Подожди минутку.
Мои человеческие инстинкты чуть не взяли верх, я даже подняла руку, чтобы дотянуться до Трейси, но затем отпрянула от живой плоти, как от огня. Мне одновременно хотелось и чтобы она осталась, и чтобы ушла.
— Подожди. Твой журнал… Ты же пишешь… Он говорит «прочесть учения». Может, он имеет в виду твой журнал, работу? Или же Библию?
Трейси не остановилась, не стала вновь садиться, лишь на минуту уперлась коленом в стул, держа в руке блокнот. Я ждала, понимая, что она запросто может уйти, больше не слушая.
— Нет, не мою работу, — медленно проговорила она. — Все, на что он ссылается, имеет отношение к прошлому, до… до… ну сама понимаешь чего. Не думаю, что это Библия, — его обращение к религии сплошной фарс. Он хочет сказать нам что-то другое. Может, его собственные «учения»? В конце концов, он был профессором. Может, он говорил про свою академическую деятельность? Что-то, имеющее отношение к его курсам в университете?
Трейси присела, погрузившись в размышления.
— На самом деле любопытно. В смысле, это не имеет отношения к письмам, — подчеркнула она, — но мне интересно, думал ли кто об этом или нет. Все обретает логику, если ты поверишь, как и я, что он ставил на нас психологические опыты. В конце концов, мы были лишь подопытными крысами в лаборатории средневекового ученого.
Во мне вновь затеплилась надежда. Если бы только это идея могла привести к чему-то более конкретному. Теперь для меня нет обратной дороги. Я не смогу остановиться, пока не пройду этот путь до конца. Я обязана сделать это.
— Если мы отправимся в университет, нам нужна Кристин. — Я подхватила нить ее размышлений. — Она была его студенткой и поможет там сориентироваться.
— Ну конечно, — усмехнулась Трейси. — Кристин не хочет иметь с нами ничего общего. Совершенно ничего. Эту дверь она закрыла много лет назад. К тому же мы вряд ли найдем ее.
— Вообще-то шанс есть.
Я вдруг вспомнила то, что весьма неосмотрительно рассказал Маккорди.
— Что за шанс?
— Я знаю, в какую школу ходит ее ребенок.
Трейси заинтересованно посмотрела на меня. В ее голове закрутились шестеренки.
— Сегодня четверг. — Я взглянула на часы. — Уроки заканчиваются через час.
— Что ж, тогда давай с ней встретимся.
Глава 11
Символично, что Кристин мы нашли в Верхнем Ист-Сайде, там, где началась ее жизнь. После всего рассказанного нам в подвале я никак не могла понять, почему она вернулась именно туда, хотя ей выпала возможность начать все с чистого листа. Не исключено, что горький опыт заставил ее вернуться на круги своя. Прежние попытки чуть не стоили ей жизни, и она больше не хотела экспериментировать. Кристин была единственным ребенком в семье богатого банкира с Манхэттена и его жены, светской львицы, с малых лет жила в самом элитном довоенном здании на Парк-авеню, наверху Карнеги-Хилл, в просторной девятикомнатной квартире, которой ее семья владела в течение нескольких поколений. На лето родные переселялись в Квог, а на зимние каникулы ездили кататься на лыжах в Аспен. У нее была хорошая жизнь, обособленная и степенная. Покладистая и мечтательная Кристин провела свои ранние годы счастливо, не обращая внимания на мир за пределами ее небольшой вселенной.
