К лестнице приближался человек – скорее всего мужчина, но возможно, и очень рослая женщина. На нем была тяжелая, похожая на монашескую хламида, а голову он опустил так низко, что капюшон полностью скрывал лицо. Он был черный, с головы до ног черный. Даже веревка, которой он подпоясывался, была черная. Рука, протянувшая продавцу билетов монету, – и та была в черной перчатке.
Продавец уронил свою сумку и отпрянул, врезавшись спиной в ногу мамонта. Он сделал попытку заговорить, но не смог выдавить ни звука. Он выпучил глаза; лицо его побледнело. Сам Тронг Импресарио не смог бы изобразить ужас более убедительно.
Незнакомец в черном снова попытался предложить плату за проезд, и снова продавец отверг ее, продолжая пятиться. Пожав плечами, черный монах повернулся к ступенькам и медленно поднялся на паланкин. Погонщик в ужасе оглянулся на него и чуть не выронил жезл.
Толпа бесшумно рассасывалась, многие спасались бегством.
– Воистину боги вознаграждают тех, кто имеет веру, – провозгласила синяя монахиня. – Пошли, милая, посмотрим, сколько стоит место теперь.
Она покрепче оперлась на свою клюку и шагнула вперед, но опоздала: продавец билетов нырнул под брюхо мамонта и устремился прочь с такой скоростью, будто сам Зэц гнался за ним.
– Подожди! – крикнула монахиня, но ветер унес ее крик. Черный монах занял свое место на скамейке. Девять мест в паланкине остались свободными. Лестница тоже была пуста.
– Теперь ты можешь ехать, если хочешь, – сказала Элиэль. Во рту у нее пересохло, хотя не мог ведь этот человек в черном быть тем, кого она так боялась встретить.
– Мы должны ехать вдвоем, ибо так написано, но мы не можем ехать, не заплатив. – Сестра Ан всхлипнула. – И теперь этот юноша, что продавал билеты, исчез…
Похоже, она совершенно растерялась. Она, наверное, сумасшедшая. С другой стороны, все остальные, наверное, не менее безумны. Один-единственный человек занимает место – бесплатно, – и никто, кроме сестры Ан, не горит желанием разделить с ним паланкин. Как объяснить такое чудо? Да еще в скупердяйском Нарше? Погонщик потихоньку отодвигался все дальше от паланкина и его одинокого пассажира, пока не оказался почти на голове у мамонта.
– Возможно, о цене можно договориться с этим погонщиком, – пробормотала сестра Ан, но в это мгновение тот что-то сказал мамонту, и огромный зверь двинулся вперед.
Элиэль в отчаянии озиралась по сторонам, но последние зеваки уже расходились. Они остались вдвоем со старухой. Никто больше не хотел ехать с человеком в черном.
– Это Жнец? – спросила Элиэль. Впрочем, кто это еще мог быть?
Сестра Ан все смотрела вслед удаляющемуся мамонту, и на лице ее читалось явное сожаление. Она удивленно оглянулась на Элиэль.
– Это жрец, служитель Зэца. Да, его называют Жнецом.
Сердце Элиэль отчаянно подпрыгнуло в груди, колени предательски подкосились, и что-то стиснуло ей горло.
– Я никогда не видела Жнеца, – просипела она. – Но средь бела дня? – О Жнецах не говорили вслух, только шепотом. Но тот сумасшедший старый жрец говорил о нем.
Монахиня хихикнула.
– В темноте, милочка, тебе вряд ли удалось бы увидеть его! – заявила она, неожиданно вернувшись в доброе расположение духа. – А почему бы и не днем? Он всего лишь человек. Должен же он делать что-то от рассвета и до заката.
Час от часу не легче!
– Ты хочешь сказать, днем он разгуливает, переодевшись?
– Да, обыкновенно он не носит облачение. Ты же видела, какой это производит эффект. – Старуха неодобрительно тряхнула головой. – Никто не захотел сесть рядом с ним.
– А ты бы села?
Бесчисленные морщины вокруг рта сестры Ан собрались в очередную отвратительную улыбку, но слезящиеся глаза хранили скорбное выражение. Она подняла свой длинный нос и посмотрела вслед мамонту.
– А почему бы и нет? Если бы он хотел принести мою душу в дар Зэцу, он бы давно это сделал. Я не сомневаюсь, что он бегает куда быстрее меня. Сказано же в Зеленом Писании, Стих 2578: «Все боги играют с людьми, но лишь Зэц никогда не проигрывает».
Хуже всего в ее безумии было то, что она не сомневалась: Элиэль поедет с ней.
– Тогда почему ты не поехала?
– Потому, что я не заплатила, разумеется. Нам, дочерям Ирепит, не дозволено принимать милостыню. За все так или иначе надо платить – обычно рассказом или уроком. Я собиралась предложить урок в пути, но молодой человек отверг мое предложение. – Теперь ее глаза слезились еще сильнее, и она казалась растерянной – почему, Элиэль не понимала. – Я надеялась, что он все же согласится.
Должно быть, Жнец тоже находился в толпе. Когда цена билета перевалила все разумные пределы, он надел свое облачение и сделал еще одну попытку. Элиэль вздрогнула.
– Что этот Жнец здесь делал?
– Днем он зарабатывает себе на жизнь, – не оборачиваясь, ответила сестра Ан. Жнецы, судя по всему, мало интересовали ее. – А души собирает по ночам.
Элиэль в страхе возвела глаза к небу – пора бы появиться большой луне. Но небо было затянуто тучами. Со времени прошлого затмения Трумба прошло по меньшей мере недели две, так что ему уже пора повториться.
Когда зеленый черным станет,
Жнец жать души не устанет.
Правда, это вовсе не означает, что он устанет жать души в другие ночи.
Вдалеке мамонт с одиноким пассажиром пересек Наршуотер, постепенно нагоняя остальных. Зачем Жнец отправился в Суссленд? Кто навлек на себя гнев Зэца? Скоро затмение Трумба. Где же труппа? Может, лучше вернуться к храму?
Вконец расстроенная, дрожащая на ледяном ветру, Элиэль окинула взглядом луг. Без мамонтов он сразу как-то опустел, хотя ламы и драконы в стороне никуда не делись, да и на Торжке у городских ворот по-прежнему было полно народу. Другой караван мамонтов прибудет из Суссвейла сегодня вечером. Загон стоял пустой, низенький забор окружал только клочок вытоптанной земли. Рядом с загоном сидел спиной к ней на своем мешке, уронив голову на руки, Клип Трубач. Похоже, он пропустил драматическую историю со Жнецом!
Так быстро, как только могла, Элиэль поспешила к нему: клоп! клип!.. клоп! клип!..
Клип был самым младшим в труппе после Элиэль. Еще в прошлом году он играл женские роли. Теперь он этого не мог, но и для мужских еще не созрел, а потому служил по большей части просто рабочим. Его прыщи количеством не уступали звездам на небе. А его мнение о себе как о человеке и музыканте было неоправданно высоко. Олиммиар, старше Клипа всего на два месяца, до сих пор считала его просто мальчишкой. Гольфрен Флейтист отказывался выходить на сцену с ним. Зачем он пришел? И почему один?
– Ты не видел, кто…
Клип Трубач поднял глаза. При виде его лица она отшатнулась.
– Что случилось?
