Андрей хмыкнул. Ага, затащи какую-нибудь девчонку сюда в глушь, к коровам. Щазз. Словно прочитав его мысли, мать покачала головой:
– Нынешние-то девки не те… Зачем пахать, лучше в городе порхать. По дискотекам. Я в молодые годы с Егорушкой по гарнизонам моталась, вас двоих вынянчила…
Андрей с отсутствующим видом рассматривал черно-белое фото деда на стене. Фотографии отца рядом не было. Для мамы отец до сих пор был жив… Никто в семье не знал, где и как он сгинул. Все прятала сухая формулировка: пропал без вести, выполняя задание командования.
– Мертвым его не видели, – сказала тогда мать. – Значит, вернется…
Андрей не знал, откуда она это взяла, но мать твердо верила, что держать в доме на видном месте фото любимого человека – к разлуке. Поэтому фотографии отца были только в старом семейном альбоме, который Андрей с некоторых пор не любил рассматривать: он напоминал о близких людях, которых уже нет.
Дед в парадной летной форме блестел белозубой улыбкой. На груди орден Ленина и боевое Красное Знамя. Это был его последний снимок. Через четыре месяца МиГ-15 капитана Комкова был сбит на взлете американским F-86 «Сейбр». Воевать дед начал еще в Отечественную, одержав первую победу летом 1943 года под Курском. Войну закончил, имея на своем счету девять сбитых немецких самолетов, к которым в Корее добавил еще трех американцев.
Когда-то в детстве романтика рыцарских поединков в небе покорила Комкова. Он зачитывался воспоминаниями Кожедуба и Ворожейкина. Представлял себя в кабине Яка или «лавочкина». Но с летной карьерой у него не сложилось, и сейчас, положа руку на сердце, Андрей не жалел об этом. Не то чтобы его перестало манить небо, просто иногда, глядя на прикованные к земле из-за отсутствия топлива МиГи, он понимал: сидел бы сейчас где-нибудь и хлестал с тоски спирт вместо полетов…
«Летал» он только за компьютерным столом, в «Ил-2. Забытые сражения». Когда приезжал в отпуск. То есть редко. Начал кампанию под Ленинградом на Ла-5, да так и застрял вылета после десятого.
– А все равно жениться надо. Ну и пусть вертихвостка попадется, лишь бы ребенка родила. А я уж как-нибудь сама его на ноги поставлю…
– Мам, ты то помирать собираешься, то малыша нянчить, – сказал Андрей и тут же пожалел о своей грубости.
Мать ловко и деловито отвесила ему подзатыльник:
– Коли будет чего ради жить, не скоро меня закопаете-то.
Андрей почесал затылок – рука у мамы была тяжелая – и торопливо сказал:
– Ну извини, мам, ляпнул сдуру… Ты еще и меня переживешь.
– Тьфу, дурак, не дай бог. – Мать подумала, не огреть ли сына еще разок, но вместо этого плеснула ему в рюмку еще первача.
– Выпей вот, а то несешь с похмелья невесть что…
Андрей проглотил ядовитую жидкость как лекарство. Мать верно подметила: их «ударные» сутки с Олегом давали о себе знать.
– Лезь на печку, воин, отсыпайся, – сказала мать. – Дела завтра будешь делать.
Следующие дни Андрей «делал дела», требующие мужских рук. Мать с видимым удовольствием играла роль сурового старшины. Комков рад-радешенек был, что на дворе зима, иначе бы дел было раз в десять больше. Вечерами они с матерью пили густой душистый чай с ватрушками или блинами, говорили ни о чем, рассматривали старые альбомы с пожелтевшими от времени фотографиями. Привечали соседей, собравшихся поглядеть на Егорова сына и порасспросить о злой кавказской войне. В общем, все как обычно. Так было каждый раз, когда Андрей приезжал сюда в отпуск.
В последний вечер мать опять извлекла из схрона бутыль с сизым самогоном. И, конечно, снова завела речь о женитьбе.
– Найди себе хорошую девушку, Андрюш. Ну, пожалуйста, как мать прошу. Последний ты из рода остался. Не шутки ведь! Хватит кол-то свой для потехи чесать!
– Мам! – Андрей чувствовал себя виноватым: мать была права, но… Не получается у него пока. Некогда. То училище, то война… Как ее, «по заказу», хорошую-то найдешь? Через службу знакомств?
– Чего «мам»? – Мать лихо опрокинула рюмку самогона, захрустела соленым огурцом. – Возраст у тебя сейчас кобелиный, но семью-то строить надо! Кто после тебя Родину защищать будет?.. То-то!
Они помолчали. Мать вздохнула и принялась убирать со стола грязную посуду.
– Автобус завтра рано пройдет, вставать до света надо. Так что ложись давай. Погостил у старухи, помог – хватит… Я тут тебе гостинец соберу, пирожков там в дорогу, варенье-соленье.
– Мам, ну куда мне, с того года еще стоит! – Андрей мысленно представил себе огромную неподъемную сумку, которую ему придется завтра тащить полтора километра до шоссе.
– Борьке отдашь, коли самому не надо.
Борька Скворцов – одноклассник и старинный приятель Комкова, с которым они жили в одном доме, – был для матери примером серьезного семейного мужчины. Ну как же: двое детей, тихая денежная работа в банке. Не то что сын-вояка.
– А жену себе найди! Слышишь?
– Слышу, – вяло отозвался Андрей.
Он умылся на ночь, не торопясь переоделся ко сну. Забрался на печку, под одеяло. Тело, натруженное за день, приятно ныло. Мать приглушила свет ночника, чтобы не мешать сыну. Андрей вдруг почувствовал себя маленьким мальчиком. Ему было хорошо, уютно.
– Мам, а мне искать жену или любовь? – спросил он неожиданно для самого себя.
Мать замерла на мгновение, потом тихонько рассмеялась:
– Глупый, ну какая может быть женитьба без любви? Спи уже!
Утром Андрей проснулся легко: сказывалась армейская привычка. Мать накормила его завтраком, заставила выбрить заросшую щетиной физиономию. Сумка с гостинцами, как и ожидал Комков, оказалась тяжеленной. Крякнув, он взвесил ее на руке.
– Ну спасибо, мам, как раз к обеду доползу к остановке.
– Не ворчи, солдат, справишься…
Мать проводила его до калитки и – вот уж чего за ней раньше не наблюдалось – ткнулась сухими губами ему в щеку.
– Борьке привет передавай, – сказала она.
– Ладно, – отозвался Комков.
Он посмотрел в затянутое низкими тучами небо. Всю ночь шел снег. Тропку к шоссе, где останавливался «по требованию» проходящий автобус, наверняка основательно завалило.
– Ты береги там себя, сынок, на сердце у меня что-то неспокойно, – попросила мать. Глаза у нее блестели. – Ну, иди, иди. Пора уже. – Она сердито махнула на сына.
Комков неуклюже буркнул: «Ну ладно, мам». Действительно, было уже пора. Снег поскрипывал под ногами. Лейтенант шел, не оглядываясь на маленькую одинокую фигурку у калитки. Дышать он старался размеренно, как при марш-броске с полной выкладкой: сумка сильно оттягивала руку. Мысленно Андрей уже был далеко от этого патриархального деревенского мира, где, казалось, ничего не меняется десятками лет. Полтора часа тряской езды в тесном, пропахшем бензином пазике – и он окажется совершенно в ином мире – суетливом, беспокойном. Словно в другой стране.
